Голубые глаза Уиллоу округлились, стали большими, как блюдца.
— Да! — хихикнула Шона. — Только что собирался бросить в ручей, а потом вдруг прижался губами к моим и… — Шона закрыла глаза, предаваясь воспоминаниям. — Мы поцеловались.
Уиллоу прикусила нижнюю губу.
— И как это было?
Шона вздохнула.
— Я не могу описать тебе этого. Он такой красивый, такой сильный. И такой нежный. Он хотел меня. И с ним я чувствовала себя красивой.
— Но ты красивая!
— Ты знаешь, что я имею в виду. Не в том смысле, как говорит Иона… «красивая душой». Красивая, как ты. Желанная.
Уиллоу отвела взгляд, как будто красивая внешность была не благословением, а проклятием.
— В тебя был влюблен тот парень.
— Который? Дагалл, что ли?
— Да, он. Он был без ума от тебя.
Шона цыкнула.
— Дагалл был мальчишкой! Тонким, как палка. Если бы он захотел заняться с женщиной любовью, ей не пришлось бы даже раздвигать ноги, чтобы подпустить его к себе.
Уиллоу фыркнула:
— Шона! Постыдись! По крайней мере он был влюблен в тебя. — Она ткнула сестру в плечо. — Как и хозяин, похоже.
На лице Шоны появилось мечтательное выражение. Коналл Макьюэн влюблен в нее.
— А какой он? — спросила Уиллоу, зевая.
Шона уставилась в пространство за плечом сестры, как будто Коналл стоял у них в комнате.
— Образованный. Воспитанный. Красивый. — Шона получше вгляделась в его тень. — Внимательный. Человек принципа. В нем идеально сочетаются нежность и мужественность. Он затронул мое сердце, Уиллоу. И мне трудно это объяснить. Но как это чудесно, когда ты нужна кому‑то, когда ты желанна. Ты меня понимаешь?
Шона взглянула на Уиллоу. Не открывая глаз, та пробормотала что‑то нечленораздельное, и ее дыхание стало медленным и ровным.
Шона с улыбкой встала с узкой кровати, поправила на плече сестры одеяло, потом легла в свою постель и стала перебирать в памяти события у ручья.
Память о поцелуе была такой свежей, словно все произошло мгновение назад. Вкус его мужских губ, прижатых к ее губам, его пальцы в ее волосах, его ладони, сжимавшие ее плечо и ягодицы. Ее собственные руки тоже помнили его… широкие плечи, обтянутые тонким шерстяным сукном сюртука, грудь, твердую, как гранит Северного нагорья, лицо, смягчившееся от ее легкого прикосновения. Вспомнив, как пыталась угрожать ему, если намочит ее, Шона усмехнулась. Откровенно говоря, от этого поцелуя она и вправду промокла.
Он сказал, что забылся. Как и она сама. И лучше этого не было. Она забыла, что была приходской сиротой, принятой на обучение, забыла, что страдала от недостатка красоты и грации, забыла, что была слейтером. Но он разглядел то, что было за этим скрыто, и оценил ее по достоинству.