, его родственные связи
(«вижу, ты не одинок, есть близкий человек, дочка»), его увлечения
(«вижу, ты не простой работяга, а человек возвышенной профессии… погоди-погоди, ты — музыкант!»). Огорошив таким образом клиента, цыганка перешла непосредственно к гаданию. Так, за небольшую мзду в пятьсот рублей, Карлуша прикоснулся к своему будущему.
— И какое же оно, это будущее? — всякий раз спрашивает Елизавета.
— Ausgezeichnet! Превосходное! Лучшего и желать нельзя, — всякий раз отвечает Карлуша, не вдаваясь, впрочем, в конкретизацию.
Да и какая может быть конкретизация, ведь этого никогда и нигде не случалось. Не существует парка аттракционов, золотозубой гадалки на картах Таро, а ковбойская и тирольская шляпы украшают совсем другие головы, не их.
Достоверен только снег.
Все остальное — полуразрушенная раковина вымысла, в которую они с Карлушей норовят втиснуть свои жалкие студенистые тела. Спрятаться. Укрыться от самих себя и от правды, состоящей в том, что они — парочка никому не нужных неудачников. Стоит им исчезнуть с поверхности Земли — никто не забеспокоится. Пребывание же на Земле маленького семейства Гейнзе тем более никого не взволнует. Когда Елизавета начинает думать об этом — ей становится страшно. По-настоящему страшно. Уж лучше глупые Карлушины байки, чем эта пустота. И слова обличения, вот-вот готовые сорваться с ее губ, застревают в горле. Она ограничивается лишь вполне невинной фразой:
— А где же была я, когда ты отирался у гадалки?
— Помнится, идти к ней ты отказалась.
— Точно. Это в моем стиле. Не люблю предсказаний. Предпочитаю узнавать о событиях в режиме реального времени. Но где же я все-таки была?..
Иногда, когда Карлуша не в настроении, он бросает что-то типа: «тебе лучше знать». Но чаще он придумывает все новые и новые места дислокации Елизаветы. «Ты отправилась на аттракцион „Пирамида майя“, „ты стояла в очереди к силомеру“ и — верх остроумия и изобретательности: „ты покупала сливочные тянучки“.»
Сливочные тянучки, о!
Елизавета обожает сливочные тянучки, от одного упоминания о них во рту должен бы возникнуть сладкий, ни с чем не сравнимый привкус. Привкус действительно возникает, но совсем не тот, который ожидала Елизавета. В нем есть нечто металлическое, хотя и органика присутствует. Этот привкус легко идентифицировать, если ты когда-нибудь, скрючившись в три погибели, слизывал кровь с содранной коленки или просто вытирал разбитый нос. Или резал палец, а потом, прижав его к губам, скакал по дому в поисках ватного тампона. Но Елизавета и в детстве отличалась степенностью, рассудительностью и неторопливостью движений, ни малейшего повода содрать коленку и уж тем более разбить нос у нее не было. Обошлось и без членовредительства, ведь Карлуша бдительно следил за тем, чтобы колющие и режущие предметы не попадали в руки его малолетнего блюмхена. Так что близкое с ними знакомство Елизавета свела в довольно почтенном возрасте одиннадцати лет, — а в нем просто так, по неосторожности, не режутся.