Но нет никаких гарантий, что среди буйно цветущего людского великолепия не окажется подонка, который злобно бросит ей вслед —
толстая жаба! И зачем, спрашивается, подвергать себя ненужным стрессам, когда можно их избежать?..
Елизавета ни за что не расскажет о своих опасениях подругам, даже под страхом смерти. Вот и приходится отделываться общими фразами насчет я еще не решила, к чему у меня лежит душа. Тем более что это правда. Хотя и не вся.
Елизавете хотелось бы сочинять сапоги, разные фасоны сапог. Именно сочинять, как сочиняют музыку или стихи, и не испытывать при этом мук творчества, — потому что их просто-напросто нет! А есть ощущение всемогущества и полета. И абсолютного внутреннего покоя, идущего от уверенности: то, что могу сделать я, не сделает никто. Со времен первого эскиза, воплощенного на салфетке, Елизавета перевела еще с три десятка подобных салфеток, несколько использованных билетов в кино, карманный блокнот с футболистом Бекхэмом на обложке и реликтовый, пожелтевший от времени ежедневник «Тяжпромэкспорт». На серьезные разработки это не тянет. Для серьезных разработок нужны: а) другая бумага; б) другие средства исполнения, акварель, к примеру; или мягкие оттеночные карандаши «Koh-i-noor», или перо с тушью.
Перо с тушью особенно вдохновляют Елизавету. Обладая ими, легко представить себя японкой, выплывшей из глубин Средневековья, несчастной подругой самурая, чьи широкие рукава мокры от слез. Почему она несчастна? — возлюбленный оставил ее ради бесконечных междоусобных войн. Он обещал вернуться, но стоит ли верить обещаниям почти-что-мертвеца? — ведь процент смертности среди самураев необычайно велик. Словом, ей ничего не остается, как коротать время за написанием изящных трехстиший (хокку) и пятистиший (танка) — для этого и нужны перо с тушью. Музыкальное сопровождение действа тоже приветствуется. Тут подошли бы сугубо национальные цитра или сямисэн, но вместо них в черепной коробке Елизаветы звучит полуистлевшая и единственная в своем роде японская попсятина —
сестры Пинац. «Каникулы любви».
В русском варианте эта песня известна как «Дельфины». Карлуша на своем аккордеоне исполняет ее редко, считая тему недостаточно изощренной, хотя и привязчивой. А строка из припева («ра-асскажите, как сча-астлива я-а-а-а-а!») так же слабо соотносится с мокрыми от слез рукавами, как сама Елизавета с образом средневековой миниатюрной японки.
Миниатюрными были сестры Пинац. И все другие японки (грузных, толстошеих и толстозадых японок Елизавета не видала — ни на гравюрах, ни на ширмах, ни в кино). И все другие не-японки — поп-дивы, рок-дивы, старлетки и кинозвезды, ведущие прогноза погоды, виолончелистки, первые скрипки, мастера спорта по акробатическому рок-н-роллу, певица Бьорк.