* * *
Юля сидела в своей комнате на диване.
Когда я вошел к ней, она даже не подняла голову. Наверное, подумала, что это опять мать.
Но это была не мать, а я. Мать Юли, Людмила, действительно стояла за дверью, обмерев от всего того, что произошло.
— Она ослепла, — сказала она мне шепотом, как только я вошел в квартиру.
— Как ослепла? — не сразу даже понял я.
— Сейчас сам увидит, — сказал Геннадий Андреевич жене, входя в квартиру за мной следом. — Нечего вперед забегать…
И я увидел все это сам. Юля доверчиво подняла голову, когда я обнял ее за плечи, и я увидел все…
Юля не ослепла. Это совсем не то слово. У нее были вырезаны глаза. Оба глаза.
Еще два дня назад я видел их, они сверкали на лице Юли, они смотрели на меня, а теперь на их месте было два кроваво-красных углубления, лунки… Вместо Юлиных голубых глаз…
За что? Почему? И самое главное — кто?
Она была ослеплена. Я видел эти лунки, от которых сжималось сердце и слова застревали в горле. Видел запекшуюся кровь, тонкие прожилки на нежной коже. Это было невыносимо.
Ужаснее всего было то, что я на самом деле совсем недавно видел эти глаза на Юлином прелестном лице. А теперь вместо них на меня смотрели пустые беспомощные мертвые глазницы…
Я вышел из комнаты, сквозь зубы пробормотав что-то о том, что мне нужно поговорить с ее родителями и что все будет хорошо. Что могло быть теперь хорошо?
Просто я не мог пока что взять себя в руки и собраться с собственными чувствами. Ничего не мог сказать Юле. А она ждала от меня именно этого.
Выйдя из комнаты, я столкнулся взглядом с Геннадием Андреевичем и Людмилой, которые посмотрели на меня. Не знаю, на что они могли надеяться, но в их глазах я прочел надежду. Которая, конечно, тут же исчезла…
— Это уже не поправить? — спросила упавшим голосом Людмила.
— Зачем это было нужно? — как бы эхом отозвался Геннадий.
Несколько секунд я молчал, ничего не отвечая. Потом вспомнил о том, что нужно что-то сказать. Открыл рот, потом закрыл его. Глотнул воздуху. Это не помогло.
Дело в том, что я точно чувствовал, вернее, даже знал, если попробую сказать сейчас что-то, из этого все равно ничего не выйдет. Просто я завою, как волк. Или разрыдаюсь. А этого мне если и хотелось, во всяком случае, не здесь и не сейчас. Не потому, что я стеснялся этих двух людей. А из-за Юли, которая сидела одна в соседней комнате и прислушивалась. Из-за нее.
Потому что я любил Юлю.
* * *
Скелет любил романтику.
Тяга к головокружительным приключениям и борьбе за справедливость были ярко выраженными чертами его характера.
Еще в институте он больше всех стремился в строительные отряды летом, всегда был там заводилой и самым мужественным человеком. В студенческом общежитии он всегда висел на волоске из-за постоянных драк. Его могли отчислить почти каждый день.