Но ты… ты хотела как в «Детях века»: как у Жорж Санд и Альфреда Мюссе – их неистовой страсти, их мук, до болезни, до безумных страданий, до эйфории, в которой можно написать новый роман, который потрясет мир. Мы могли бы стать новыми ДЕТЬМИ ВЕКА и увековечить себя в истории литературы, опьяняя молодые души кипящими страстями сумасшедшей и нереальной любви двух планет, сошедших со своих орбит и потрясших Землю ослепительным взрывом. А может быть, тебе виделось что-то иное. Не знаю.
Я думала, мы сможем уехать куда-то на неделю вдвоем и там спокойно разобраться в том, что происходит и что делать дальше. Если наши тела и души смогут одновременно находиться практически в одной точке пространства, если мы сможем засыпать и просыпаться вместе, а не по отдельности, каждый на другом конце города, то, возможно, все же найдем выход из ситуации, сможем сгладить те шероховатости, о которые терлись наши «Я» в попытке подчинить одна другую той самой искомой «безусловности любви».
Сейчас мне кажется, что после той своей первой любви ты больше неспособна полюбить кого-то по-настоящему, Максим. Впрочем, может быть, после Яны я тоже не смогу. Мы просто устроили себе маленькую переменку посреди уроков жизни и со страхом ожидали звонка, после которого опять придется плестись на нежеланные занятия. Количество глупости в наших поступках неуклонно росло: похоже, что мы нарочно испытывали друг друга на прочность какими-то детскими приемами и простенькими шалостями – и сами же срывались, не выдерживая их. Чаша весов постоянно колебалась то в одну, то в другую сторону, пока наконец не рухнула, полностью искореженная – уехав на море, мы ничего не изменили: наждачная сторона наших душ по-прежнему сохраняла свою структуру, и мечты о некоей трансформации наших оболочек, увы, остались лишь мечтами, отражая в кривом зеркале всю киношность наших взаимоотношений.
Я говорила, что способна на многое: уйти к тебе тогда, когда у тебя нет ни дома, ни работы, но ты всегда хотела большего – БЕЗУСЛОВНОСТИ. А я не могла ее дать. Я не хотела принимать твои выпады, уходы в никуда из-за нелепых, на мой взгляд, обид и придуманных для самой себя причин. Я хотела стать наконец маленькой и слабой девочкой, о которой заботится кто-то сильный и умный, а не приобретать еще одного ребенка.
Я сижу, и под моими руками некие буковки складываются в слова и предложения, которые вроде бы должны иметь какой-то смысл, а завтра все опять пойдет по накатанной колее: сначала отвести ребенка в школу, потом ехать на работу и долго, нудно разговаривать с авторами, проверять работу корректоров, верстальщиков, заниматься поиском новых «гениальных» произведений, которые бы могли поднять престиж издательства и принести ощутимый доход его владельцу. При всем при этом я словно нахожусь в вакууме, безвоздушном пространстве, куда с трудом долетают слова. Коллеги уже месяц смотрят на меня с терпеливым недоумением и по нескольку раз повторяют одни и те же вопросы, надеясь дождаться ответа.