Я смотрю на Джанни Грикву и вижу, что он выпрямляет себе волосы и помадит их, потому что они у него не курчавые и блестящие. Но все равно он очень некрасивый, и вид у него такой, как будто его время от времени бьют. А Фреда сидит на полу и красит себе ногти на ногах. И губы у нее намазаны так же ярко, как у Марии, только мне сейчас не очень-то хочется думать про Марию. Поэтому я думаю, что Нэнси никогда не мажет губы, только красит ногти на ногах и руках. А эта Фреда здорово высокая, выше, чем Джанни Гриква, и на ней брюки в обтяжку, и я сижу и смотрю на нее, и солнышко светит, и она мне нравится, и этот Джанни Гриква тоже мне нравится.
Потом Фреда встает и ставит другую пластинку — побыстрее и погромче, и эта пластинка мне тоже нравится. И я беру со стола две ложки и начинаю на них играть. Я по-настоящему хорошо играю на ложках, да, сэр. Я много раз пытался научить мастера Абеля, но он не смог научиться, а надо всего лишь держать эти ложки в одной руке между пальцев, а другой играть, как на банджо, и сами ложки начинают плясать и стукаться друг о друга с таким приятным звоном. Стало быть, я играю на ложках, и тут вдруг входит Нэнси.
— Вот она! — говорит Джанни Гриква. — Это Нэнси.
— Я знаю, что это Нэнси, — говорю я, только тихо.
— Ты готова, Нэнси? — спрашивает он.
Она только кивает, а он мне говорит:
— Прекрасно, малыш. Я пойду за машиной.
— У тебя есть машина? — спрашиваю я.
— Конечно, — говорит он и выходит.
А эта Нэнси подходит ко мне, и она правда очень красивая, и, друг, я думаю про себя, что она мне нравится больше, чем эта Мария.
— Привет, Джорджи, — говорит она. — Как поживаешь, большой мальчик?
— Превосходно, — говорю я.
— Привет, Нэнси, — говорит эта Фреда, и Нэнси ей говорит:
— Хелло!
Потом она говорит:
— Мы с тобой малость искупаемся, что скажешь, Джорджи? Ты согласен?
— Конечно, согласен, — говорю я. — Куда мы поедем?
— Ну, на Си-Пойнт. Море там красивое и прохладное. Что скажешь? — спрашивает она.
— Прекрасно, — говорю я.
У этой Нэнси явно хватает красивой одежды, и, друг, сегодня на ней короткие брюки, как для тенниса, только короче, и рубашка вроде мужской. Она вся в белом и от этого выглядит совсем восхитительно. И тут я слышу шум автомобиля, очень громкий шум, и я понимаю, что, должно быть, этот автомобиль и разбудил мастера Абеля в ночь на пятницу. Выходит, это Джанни Гриква отвозил меня домой, не иначе. Черт бы его побрал!
И вот мы все садимся в этот автомобиль, Нэнси, Фреда и я. А эта Фреда босиком, потому что краска у нее на ногтях еще не просохла, а ей надо ступать по асфальту, горячему от солнца, и она подпрыгивает, и смеется, и визжит, и говорит, как ей чертовски горячо, и, друг, я должен признать, что так оно и есть.