— Каланга поедет в моей машине, — говорит инспектор. И они хватают моего дядю и толкают к инспектору. И тут мой дядя кричит громче, чем ветер:
— Кто вам донес? Только скажите, кто вам донес? — И в голосе его слышны слезы.
— Черненькая пташка, — говорит инспектор, и некоторые полицейские смеются. Но я не смеюсь, потому что мне страшно, и я плачу.
И два полицейских берут его за руки и уводят. И голова его теперь низко опущена.
И тут голос сзади меня кричит:
— Иисус идет вместе с тобой, Каланга! — Но мой дядя идет и вроде бы ничего не слышит.
— Заткнись! — говорит полицейский. — Перестань болтать про Иисуса. Черный выродок! — И я оборачиваюсь, потому что знаю голос этого полицейского. Это тот самый ублюдок. Тощий, ван Хеерден с тонкими губами.
Я отворачиваюсь и опять смотрю на машины, потому что не хочу, чтобы он меня увидел. Да, сэр. И я поднимаю ворот моей новой куртки, за которую заплатил три фунта.
— Пошевеливайтесь! — говорит полицейский, и мы начинаем входить в машины, как будто это трамвай. Один за другим.
В этих машинах можно сидеть. Вдоль бортов в них скамейки. Как места для неевропейцев в трамвае.
Я сажусь рядом с этой толстой Бетти, но мы не говорим друг другу ни слова.
Тут они закрывают за нами двери, и становится темно, и не слышно, как воет ветер.
И я знаю, что нас всех наверняка повесят.
Машина трогается, и эта чертова Бетти начинает громко петь, и кое-кто ей подпевает:
Господь, Ты нас всегда хранил
И вызволял из пут,
Ты нам надежду подарил
И в бурю дал приют.
Святые радостно в раю
Твой окружают трон.
Лишь руку протяни Свою —
И Твой народ спасен.
А я все плачу. Я сижу сзади всех у самых дверей машины, но они заперты, друг, они заперты. А эта Бетти сидит рядом со мной и поет песню о Боге. Я учил похожую песню в школе, только плохо ее помню:
Пусть Господь меня спасет
От печалей и забот,
Моя чаша полна
До краев,—
или что-то в таком духе, но я не пою, потому что поет эта Бетти, и я не могу петь в машине, где мне плохо.
И тут, друг, эта Бетти начинает опять кричать. Но никто ничего не делает, все сидят, смотрят и молчат. Друг, как она может кричать, эта Бетти! И вдруг она встает в этой машине, и вид у нее такой, что она вот-вот свалится с ног, и она принимается кричать громче прежнего и молотить кулаками по стенкам кузова.
— Господи Иисусе, спаси меня! — кричит она. — Я согрешила! Я согрешила!
И потом она падает и соскальзывает по коленям сидящих на пол, и голова ее прямо под моей. И она на меня смотрит.
— Сделай с меня снимок, Джорджи. Сделай с меня снимок, ты же умеешь!
И она опять встает и опять начинает стучать в стены. Друг, что за шум! Жди неприятностей.