Она смотрела на него с мольбой, испугом и в то же время со страхом — как на ангела, которого злые силы превратили в дьявола.
— Не делай из меня большего подлеца, чем я есть на самом деле. — Андрей повысил голос: — Все проклятия, которые заслужил, я уже себе сказал. Что ты молчишь? И не смотри на меня как на чудовище! Впрочем, да, конечно. Кто же я сейчас? Таня, прости меня! Пожалуйста.
Он шагнул к ней. Протянул руку, задержался, словно наткнулся на невидимую преграду. Быстро дотронулся до ее плеча. Не погладил, не приласкал, не успокоил — просто коснулся.
— Я пойду. Держись.
Она держалась. Взглядом. За обивку кресла, на котором сидел муж. Не помнит, сколько прошло времени. Пришли с вечеринки дети. Весело пререкались в коридоре.
— Мама? Ты еще не спишь? — в гостиную зашла Маришка. — Ой, что с тобой? Тебе плохо? Пашка, скорее! — закричала она. — Маме плохо!
Прибежал Павлик:
— Мама, что случилось?
Они присели перед ней на ковер. Тормошили ее колени. Таня с трудом перевела взгляд на детей.
— Папа нас бросил, — проговорила она.
— Куда? — глупо спросил Павлик.
— Зачем? — не умнее переспросила Маринка.
— Он ушел к другой женщине. — Тело Тани переломилось в талии, и она снопом упала на диван. — Я умираю. Сердце. Очень больно.
— Пашка, скорее! — закричала Марина. — Звони папе на сотовый, в «скорую», тете Лизе.
— Так кому первому? — растерялся сын.
Лиза, жена одного из двоюродных братьев Татьяны, врач-терапевт, приехала вслед за «скорой». Делали кардиограмму, переговаривались. Инфаркта нет. Что случилось? Какое-нибудь сильное переживание, стресс? Мама говорит, что от нас папа ушел. Всплеск Лизиного голоса — как? Не может быть. Но так мама говорит. Сами ничего не понимаем. С ней будет все в порядке? Повернитесь на бок, мы сделаем укольчики. Выпейте эти капли. Постарайтесь уснуть.
Утром сердце не болело, но мышцы потеряли тонус, тело растеклось как квашня, вываленная на пол. Не хватало сил пошевелить рукой, ногой, повернуть голову. Нужно в туалет. Позвать Маришку? Нет, сама дойду. Встала. Получилось. Поплелась в ванную. Могу. Разговаривать тоже могу.
Несколько месяцев она уговаривала себя заниматься бессмысленным делом — жить. Приобрела дальтонизм — мир потерял цвета, только оттенки серого. Люди превратились в силуэты, без лиц, без мимики, без настроений. Если бы мимо нее по улицам ходили дамы в кринолинах, шуты в колпаках или сатиры с песьими головами, она бы этого не заметила.
Ад — это унижение. Она прошла по всем его кругам. Названивала известной сплетнице, жене друга Андрея, узнавала, кто разлучница. Тридцать с небольшим лет, травести — фигурка мальчика, маленькие ручки-ножки, нежный голосок. Прикидывается ласковой мышкой. На самом деле — бультерьер, до предела циничная бизнес-леди. Целеустремленность ракеты большого радиуса действия.