— Никто тебя не предавал! — вступила Маришка. — Мы с тобой полгода как с малым ребенком нянчимся. Думали, ты наконец возьмешь себя в руки, а ты вот какие номера стала выкидывать.
— Не нравится? — голосила Татьяна. — А с этой его шлюхой целуетесь, наверное. Где его костюм последний, я в Австрии покупала? А! Они теперь по заграницам и курортам будут ездить, а меня на свалку. Всю жизнь на него положила, двадцать лет, миллиарды… или миллионы? не важно… часов. Надышаться не могла, растоптала, размазала себя по его жизни. И что получила? Кто я теперь? Туалетная бумажка, на кнопочку нажал, воду спустил. Я свою красоту, мечты… на алтарь. А меня под зад коленом — отслужила, больше не нужна. И кто ваша мать? Вы же стыдитесь меня! Правильно. Нуль без палочки, дырка от бублика. Образования нет, один диплом. Ни дня не работала. Трудовая книжка, да, есть. Мойщица подвижного состава. Ваша мать мойщица автомобилей! Замечательно! Имела мужа, деньги, статус, а теперь мойщица. О! Как стыдно, как позорно быть брошенной! Лучше прокаженной, больной, лучше убить их всех! Если вы не найдете мне пистолет, то вы мне не дети!
Она схватила бутылку со стола, намереваясь хлебнуть прямо из горлышка. Дети стали отбирать бутылку. Куча-мала под брызги рома.
Павлик держал маму, сыпавшую проклятия, рыдающая Маришка звонила в «скорую»:
— Приезжайте немедленно! У мамы нервный срыв!
— На какой почве?
— Она выпила ром.
— Мы запои не прерываем. Звоните в коммерческие службы.
— Да она не алкоголичка!
— Промойте ей желудок, и дело с концом.
— А как это?
— Заставьте выпить литр воды с марганцовкой, и пусть пообщается с унитазом.
Что пришлось пережить детям, выполнившим данный совет, Татьяна предпочитала никогда не вспоминать.
На следующее после дебоша утро Таня долго стояла под горячими струями душа. Головная боль проходила, муки совести росли. Нет, болит не голова, а череп, потому что внутри болеть нечему. Таня провела рукой по запотевшему зеркалу, внимательно посмотрела на себя. Стыд, позор, отвращение — слишком нежные слова для этой образины. Она медленно завершала туалет, сушила волосы. Надела халат и снова шагнула к зеркалу. Собственное отражение пристально всматривалось в ее лицо, желало понять, что за человек перед ним, чего ему надо, как он будет жить.
— Ты больше никогда и никому не позволишь совершить с тобой подобное, — сказало отражение.
* * *
Татьяна сбросила старую кожу. Новая, ранимая, еще болезненно реагировала на любой ветерок — слово, взгляд, сочувствие. Но выздоровление, а точнее, перерождение свершилось. Окончательно Таня это поняла, когда стала оправдывать и защищать Андрея.