Поэтические упражнения очень не характерны для людей этой профессии. Не знаю, как насчет суперменов, но люди, преданные делу и рискующие ради него жизнью, не перевелись.
— Тебе как писателю Путин интересен? Можешь предположить сюжет и обстоятельства, в которых он действует как лучшие твои герои? Каким мог бы быть такой сюжет?
— Когда-то хитроумные советские люди приглашали на свадьбу первых лиц государства или называли детей их именами. Надеялись: вдруг квартиру дадут или подарок какой. Сейчас тоже много развелось желающих попасть в «придворные» бытописатели или живописцы. Но ведь это дурной тон. Когда я обратил внимание на татуировки своего ученика — офицера милиции и, расспросив, узнал историю удивительной и насыщенной приключениями жизни, то написал «Татуированную кожу». Но о Президенте я, во-первых, ничего не знаю, а во-вторых, здесь инициатива должна исходить от него.
Если бы он сам предложил мне описать какую-нибудь операцию, проведенную им в бытность разведчиком, и эта операция была действительно интересной, могла бы получиться увлекательная книга.
— Только что вы поставили точку в четырнадцатом романе. О чем он?
— Это «Татуированная кожа-2». Герой выполняет специальное задание по внедрению в уголовную среду, для достоверности его покрыли зековскими татуировками с головы до ног. А картинки ожили, стали разговаривать, давать советы, менять его личность. То ли мистика, то ли психиатрия… Писалось очень тяжело: на книгу ушло три года. Потому что требовалось в подробностях воспроизводить жизнь в тюремных камерах, нравы и обычаи их обитателей. Очень трудно писать о том. чего сам. к счастью, не испытал. Сказалась и магия накожных рисунков: вдруг появилось желание обзавестись татуировкой! Уже собрался наколоть свой зодиакальный знак — льва на плече. Но татуировки сказываются на судьбе, меняют ее. Я большую часть жизни прожил без картинок.
Подумал: зачем что-то менять? Короче, передумал.
— Ваши книги издаются в серии «Классик отечественного детектива». Каково ощущать себя классиком при жизни?
— Я к этому отношусь с юмором. Пишут — и пусть пишут. Вот если бы я сам считал себя классиком — тогда дело плохо. Никогда в жизни не называл себя ни писателем, ни ученым. Как говорил знакомый профессор: «Ученые медведи в цирке!»
Только недалекие люди, графоманы и недоучки искренне верят в свою исключительность. Это диагноз: мания величия. Когда смотришь на телеэкран, появляется мысль, что болезнь прогрессирует.
— В чем секрет достоверности ваших книг? И как соотносится их содержание с действительностью?