После того, как стало известно о пропаже рельсов с заброшенной в лесу неподалеку от дачного поселка железной дороги, Лисянко решил, что именно оно и является наиболее вероятным. То есть Николай смог открыть проход куда-то, где время течет гораздо быстрее, чем в нашем мире. Осмотрелся, пришел к выводу, что там ему будет лучше, чем здесь, и начал стаскивать туда все необходимое для безбедной жизни, параллельно с этим вербуя себе спутников. На что потребовались деньги, чем, скорее всего, и объясняется исчезновение следователя и оборонного менеджера. И продажа Анисимовым золота тоже.
Значит, эти тоже знают о неведомой грядущей катастрофе и смогли приготовиться к ней, причем куда радикальней, чем это может получиться у шефа и стоящих над ним.
Вдруг Дмитрию Алексеевичу показалось, что со стороны сарая раздались какие-то звуки – сначала негромкий хлопок, а за ним еле слышный свист. Потом приоткрылась дверца в воротах, и оттуда раздался голос Мещерского:
– Если вы ко мне, то заходите.
Сам он при этом из сарая не показался.
Лисянко непроизвольно поежился, хотя решение ехать на возможную встречу с объектом одному и без оружия было принято вполне осознанно. Потом вздохнул и шагнул в полутьму сарая.
Николай стоял в дальнем углу, около раскрытого сейфа, и его пистолет был направлен в живот вошедшему.
«Глок», – машинально отметил про себя Дмитрий Александрович. Мещерский же, будто такой прием являлся совершенно обыденным делом, спокойно сказал:
– Я вас внимательно слушаю, но прошу не очень затягивать – у меня мало времени.
– Минут пять вы мне дадите? Значит, так…
– Вы перехватили меня в самый последний момент, – усмехнулся Николай, выслушав пусть и несколько сбивчивую, но все равно достаточно информативную речь гостя. – Сегодня последний визит сюда, и он подходит к концу. Вы правы, мы действительно покидаем этот мир, но вовсе не из-за грядущей катастрофы, про которую нам известно даже меньше вас. Хотя, конечно, есть определенные предположения, но они носят скорее академический характер. Основная причина в другом. Скажите, вам никогда не хотелось пожить в мире, где ценность человека определяется не тем, сколько он ухитрился отнять у своих соплеменников, а тем, сколько он им дал? Мне посчастливилось найти такой, я живу в нем уже четверть века и не жалею, что сегодня вижу здешнюю реальность в последний раз. Что же до грядущей катастрофы – так в двадцать первом веке, по-моему, человечество окончательно свернуло на путь, который не может кончиться ничем иным. А как это будет выглядеть конкретно – ядерная катастрофа, социальная, климатическая или просто метеорит упадет – разве это принципиально?