— Всё верно. Но тут не тюрьма, юноши сами сюда пришли заниматься, добровольно, и держать их тут против воли неправильно. Но, — поспешила вставить Лина, увидев желание мужчины ответить. — Но он уйдёт отсюда с позором.
— Я не понимаю, что значит с позором?
— Клеймо. К завтрашнему дню нужно изготовить некий символ, который будет символизировать то, что он с позором был выгнан из спартанского лагеря. Мы отпустим этого мужчину заклеймив его, чтобы каждый знал, что он слабак и трус. Это моё предложение. Или убить.
— Как убить? — спросил Гелен.
— Чтобы у других не возникало подобных желаний. Разумеется, вы правы и я не могу не согласиться с вами. Этот лагерь создавался как суровое испытание для юношей, и методы воспитания, которые тут используются, не скрывались, были известны всем. И действительно, это не то место, куда можно прийти, поучиться немного, и если не понравилось уйти, а потом всем рассказывать как тут плохо, и он ушёл от скуки, — беззаботно произнесла Лина, недоверчиво смотря на кусок мяса в своей тарелке. — А при таком варианте мы всей Греции расскажем о том, что человек с этим клеймом не смог выдержать трудностей, что он сдался. Убить, это радикальный способ, но если вы подтвердите, мы так и поступим.
— Нет, убивать мы его не будем. Но предложение с клеймом мне нравится.
— Хорошо. Но это нужно сделать официально, при присутствии советников по военному обучению. Распорядитесь, чтобы завтра они и Хилон прибыли сюда, и желательно в первой половине дня.
— Лина, ты же испортишь этому мужчине всю жизнь, — подал голос Левк.
Ему это всё казалось каким-то диким и не правильным. Разумеется, он и раньше знал, что солдаты тут проходят суровое обучение, но то, что он увидел сегодня, поразило его. А то, чтобы уйти отсюда можно или с позором или мёртвым казалось чрезмерно жестоким.
— Левк, мы сейчас говорим не об одном человеке, а о судьбе всех спартанских лагерей. В них вложено слишком много сил, времени и денег, и я не допущу, чтобы один трусливый человек, переоценивший свои силы, всё испортил.
— А чего ты взяла, что он испортит?
— Я в этом уверена. И Левк, давай не будем это обсуждать. Это решение мне и без того далось очень тяжело. А где каша? — вдруг спросила Лина. — Ничего не осталось, да? — подняла обиженные глаза она и надула губы.
— А рыба и мясо тебя не устроит? — улыбнулся Левк, поражаясь такому быстрой смене настроения.
— Это я могу и в Афинах поесть, а кашу мне там не дадут. Представляешь, что мне Максимилиан скажет, если увидит её на своём столе?
— Даже представлять не хочу, — засмеялся он в ответ. — Он на меня волком смотрел, когда я Деметрия кашей пытался накормить, но слава богам молчал.