— Бедняжка, — заметила я.
— Мы не любим иностранцев, — отозвался Руди. — Они болтают о подневольном труде, тирании голландцев и прочей ерунде. Малайцы — лентяи, каких свет не видывал. Люди они милые, но портить их нельзя.
Из окна вагона я разглядывала деревню. Хижины, плетенные из ветвей, наподобие корзин, стояли на высоких столбах. В пыли возились ребятишки, ходили женщины в ярких ситцевых саронгах, из платков, привязанных за их спинами, выглядывали малыши. На фоне неба выделялись силуэты склонившихся кокосовых пальм. Изумительное зрелище!
В Старой Батавии останавливаться мы не стали: по словам Руди, с наступлением темноты белым людям здесь опасно находиться. Яванская лихорадка успела погубить восемьдесят тысяч моряков и солдат и миллион других белых, прежде чем выяснилось, что с заходом солнца следует покидать низины и подниматься в горы. Мы ехали по старому городу на «садоэ» — двуколке, в которой ездоки сидят спиной друг к другу. Я обратила внимание, что улицы проложены вдоль выложенных кирпичом каналов, отдаленно напоминающих голландские. Они кишели купавшимися голыми ребятишками и крохотными ярко раскрашенными лодками, в которых сидели туземцы. На берегах стирали белье женщины.
В «новом городе», раскинувшемся на склонах холма, были широкие улицы. Руди сказал, что мы остановимся в отеле «Нидерланды». Я заметила, что в восторге от отелей.
— Возможно, от этого отеля ты в восторге не будешь, — возразил Руди, — но придется смириться. Снять номер в гостинице «Бейтензорг» мне не по карману, я еще не получил назначения. Так что не пугайся.
Я заверила его, что не испугаюсь. Но оказалось, что я ошиблась. Это было одноэтажное здание, выходившее окнами в сад. На крытой веранде, которая шла вдоль спален, сидели мужчины в расстегнутых пижамах, вытянув перед собой грязные ноги, и пыхтели трубками и сигарами. Женщины — белые женщины — были облачены в саронги, неряшливые юбки и запачканные белые жакеты, на ногах — шлепанцы. Белые дети, прикрытые одними лишь пеленками или трусиками, играли на цементном полу. Сборище было одно из самых безобразных, какие я когда-либо видела.
В полдень на обед собралось человек сто. Мужчины надели брюки и рубашки, но женщины и дети были в том же облачении. Видя, как они едят приправленное острыми пряностями блюдо, я не могла и куска проглотить, но на десерт поела манго. Оно было восхитительным.
После обеда я вернулась в свой номер, поддерживая обеими руками юбки, и сказала, что вряд ли останусь здесь.
Руди уже лежал в кровати под большим муслиновым пологом, совсем раздетый, лишь прикрыв ноги.