Азальгеш весь день ходила по долине из селения в селение, и сердце ее – доброе, жалостливое ко всем людям – кровью обливалось: нигде не видала она ни одного веселого, оживленного лица, нигде не слыхала ни песен, ни смеха, ни звонких детских голосов…
Бледная, как снег, блестевший на вершинах гор, возвращалась в тот вечер домой Азальгеш.
– Мой муж – разбойник… А я до сих пор не знала… верила ему! – шептали ее побледневшие губы. – Я умру… убью себя…
В ужасе и отчаянии смотрела она вокруг своими широко раскрытыми, помутившимися глазами и сжимала судорожно в руке свой маленький, блестящий кинжал… «Твоя смерть никому не поможет! – подсказывала ей совесть. – Никому не станет легче от того, что ты умрешь…»
– О, я несчастная! – в порыве жгучего горя вскричала Азальгеш, и ее прелестные, золотистые волосы волной рассыпались по белоснежным плечам. – Мое слово бессильно и бессильна моя рука… Зверь не поймет меня и не смирится… Что ж мне делать?.. Ох, горемычная, горемычная я…
Она закрыла лицо руками и плакала горько… Картины, виденные ею за день, въявь восставали перед ней.
– Что мне делать? – шептала она.
Ни тополь, склонявшийся над нею, ни перелетный ветерок, шелестевший кустами роз, ни волны бурливого Юрзуфа не давали ей ответа…
Азальгеш по шелковой лестнице опять поднялась в свою башню.
Наступила ночь. Синеватый сумрак окутал долину. Вершины гор еще светились, но вскоре и они стали меркнуть и потускли… Тьма залила мир.
Ночь была мрачная, бурная. Ветер, как бешеный, проносился по долине, со свистом врывался в ущелья и грохочущим эхом отдавался в каменных недрах гор. Юрзуф бурлил, шумел и белой пеной хлестал в крутые, утесистые берега.
В небесах было так же темно и мрачно, как и на земле: ни месяца, ни звезд не было видно в ту ночь. Грозные тучи надвигались с запада.
Вестовой колокол на башне сам собой раскачивался от ветра и жалобно, уныло перезванивал, словно о покойнике…
Бурумир на тот раз запоздал. Расставшись со своими воинами, он, как всегда, один вступил на висячий мост. Опасно было идти: ветер рвал и раскачивал легкий холщовый мост. Бурумир остановился, свистнул и посмотрел вверх. Тяжелый, мрачный силуэт башни, торчавшей на скале, едва-едва выделялся на темном небе. В окне, как всегда, брезжил свет. Там, как всегда, стояла Азальгеш, положив на подоконник свою правую, светящуюся руку. И посреди все более и более сгущавшегося ночного мрака только это одинокое голубоватое сияние озаряло Бурумиру путь.
Он пошел… Внизу, глубоко под его ногами шумел, бурлил Юрзуф. Ветер с силой потрясал холщовый мост. Вспыхнула молния и фосфорическим сияньем обдала всю окрестность. И при этом брезжащем, дрожащем свете на мгновение, как в громадной панораме, показались селенья в глубине долины, и леса, темневшие по склонам, и высокие вершины гор, пропадавшие во мраке, и черные, грозные тучи, тяжелою, безобразною массой низко нависшие над землей. Миг – и все опять погружено в беспросветную тьму…