– Два – три месяца, и мы в Париже, – говорили на светских собраниях. – У Наполеона нет ничего…
Радуясь быстрому движению русской армии вперед, в Петербурге почти никто, за исключением очень немногих, не видел грозной тучи, чреватой громами и молниями, нависшей над Европой… К числу немногих принадлежал и князь Никита Арсеньевич.
– У них у всех отнял Господь разум, – говорил он Льву Кирилловичу в дружеской беседе. – Они восхищаются этими победами, но не понимают того, что Наполеон отступает, чтобы сделать прыжок тигра. У него ничего нет?! Сумасшествие! Он еще располагает силами Голландии и Италии, Баварии, Саксонии, Виртемберга, Бадена, Гессена и других членов Рейнского союза, король датский смотрит на него, как на своего покровителя. На престолах испанском и вестфальском его родные братья. Одно имя его внушает ужас!.. А вот смотри, – продолжал взволнованный князь. – Вот какие письма Штейна к императору… Вот каково отношение прусского короля к России… – И он передал письмо Льву Кирилловичу. – Я получил его от Румянцева, – добавил он.
Лев Кириллович с любопытством взял в руки письмо и стал читать. По мере того, как он читал, он все более и более поражался.
– Прусский король ведет себя как предатель!
– Да, – продолжал князь, – я понимаю Штейна: он патриот, но он хочет подменить прусского короля русским императором. Но нельзя быть прусским королем, оставаясь русским императором. У него есть свой народ, и надо думать о нем. Это безумие, – закончил князь, вставая.
– Однако, дядя, – произнес Лев Кириллович, – я не считал вас столь осведомленным. Вы открываете мне глаза.
Князь усмехнулся.
– Для этого только надо быть русским, а не Нессельроде, Поццо ди Борго или Винцингероде, – сказал он, – слава Богу, князь Бахтеев, Кутузов и Румянцев еще русские люди.
При словах Никиты Арсеньевича в уме молодого князя проносились страшные картины опустошенной, нищей, угнетенной России и пробуждалась ненависть к тем чужим людям, которые ценой русской крови хотели купить собственное благополучие и свободу.
Благодаря своему имени и связям старого князя Льву Кирилловичу скоро удалось восстановить свои права и получить назначение в действующую армию. Выбор полка был предоставлен ему. Румянцев дал ему письмо к главнокомандующему светлейшему князю Кутузову. Полк не был обозначен только потому, что молодой князь хотел непременно попасть в передовые части, а какие полки были впереди, доподлинно граф Румянцев не знал.