Я достал сыр и колбасу.
– Лимонов нет, извини. – Я понимал всю абсурдность приготовлений, но все же… – Зато коньяк приличный.
Сова молчала.
Из отведенного под бар ящика стола я извлек бутылку «Кутузова».
– Доводилось пробовать?
– Наш ответ «Наполеону»? – Сова издала смешок. – Нет, не пробовала.
Абсурдность происходящего нарастала. Сполоснув два коньячных бокала, я поставил их на стол. С сомнением посмотрел на комок белых перьев. На кривой короткий клюв.
– Ты не сможешь пить из бокала. Может быть, принести блюдечко?
– Отвернись.
Я подчинился. За спиной послышался шорох крыльев. Потом – легкое, неприятное шипение, напоминающее то ли разбуженную змею, то ли подтекающий из баллона газ.
– Ольга, извини, но… – Я обернулся.
Совы больше не было.
Да, я ожидал чего-то подобного. Надеялся, что ей позволено хоть иногда принимать человеческий облик. И мысленно нарисовал портрет Ольги – заточенной в птичье тело женщины, помнящей еще восстание декабристов. Почему-то представлялась княжна Лопухина, убегающая с бала. Только постарше, посерьезнее, с мудростью в глазах, чуть осунувшаяся…
А на табуретке сидела молодая, внешне совсем молодая женщина. Лет двадцати пяти. Коротко, по-мужски стриженная, щеки грязные, словно из пожара выбралась. Красивая, и черты лица аристократически тонкие. Но эта гарь… грубая уродливая стрижка…
Одежда шокировала окончательно.
Грязные армейские штаны образчика сороковых годов, расстегнутый ватник, под ним – серая от грязи гимнастерка. Ноги босые.
– Красивая? – спросила женщина.
– Все-таки да, – ответил я. – Свет и Тьма… почему ты так выглядишь?
– Последний раз я принимала человеческий облик пятьдесят пять лет назад.
Я кивнул:
– Понимаю. Тебя использовали во время войны?
– Меня используют во время всех войн. – Ольга мило улыбнулась. – Во время серьезных войн. В иное время мне запрещено принимать человеческий облик.
– Сейчас войны нет.
– Значит, будет.
На этот раз она не улыбалась. Я сдержал проклятие, лишь сделал знак отрицания беды.
– Хочешь принять душ?
– С удовольствием.
– Женской одежды у меня нет… джинсы и рубашка устроят?
Она кивнула. Поднялась – неловко, смешно поведя руками, – с удивлением посмотрела на свои босые ноги. И пошла в ванную, как будто не в первый раз принимала у меня душ.
Я кинулся в спальню. Вряд ли у нее много времени.
Джинсы старые, зато на размер поменьше, чем ношу сейчас. Все равно велики будут… Рубашка? Нет, лучше тонкий свитер. Белье… н-да. Три раза н-да.
– Антон!
Я сгреб одежду в кучу, подцепил чистое полотенце и бросился обратно. Дверь в ванную была открыта.