– И если я к тебе с доверием, ты – могила?
Косяков только кивнул головою. Грузов постучал ножом по тарелке и сказал половому:
– Еще флакон.
Половой исполнил заказ и скрылся, а Грузов придвинулся почти вплотную к своему другу, наклонил голову и понизил голос:
– Слушай! Если к тебе приходит вдруг господин и говорит, к примеру, что вот, дескать, один господин принесет векселя другого господина для протеста и вы, дескать, пожалуйста, задержите их денька на два, на три, и вот вам сейчас синенькая, а там красненькая… Ты что? а?
– Взял бы! – убежденно ответил Косяков, но Грузов, очевидно, ждал ответа на другой вопрос. Он тряхнул головою и внушительно произнес:
– Начинаешь подозревать? Чуешь?
– Ну, понятно, – смущенно ответил Косяков, ровно ничего ни понимая.
– И ежели при этом два креза и один так, шантрапа? – добавил Грузов и, чокнувшись, опрокинул в рот рюмку. Потом, закусив, вытерев губы рукою и нагнувшись еще ближе к Косякову, он продолжал: – И потом вдруг убийство…
Косяков вздрогнул и отшатнулся, но Грузов ухватил его за рукав и шипел сиплым шепотом:
– И ежели ты идешь и вдруг – труп… самого креза…
– Дерунова? – с ужасом прошептал Косяков.
Грузов с укоризною взглянул на него.
– Не называй имени. К чему имя? И вдруг, я говорю, труп; ты нагибаешься, смотришь, и вдруг конверт; ты…
Косяков, казалось, стал понимать.
– Беру конверт и иду домой, – подхватил он. Грузов одобрительно закивал:
– Ты берешь конверт, идешь домой, раскрываешь его и вдруг находишь…
– Деньги! – воскликнул Косяков, и глаза его загорелись. Грузов отрицательно качнул головою.
Глаза Косякова потухли.
– Что же? – спросил он.
– Векселя! – ответил Грузов, подняв палец. Лицо Косякова не могло скрыть разочарования.
– На пятнадцать тысяч векселей с бланками креза! – повторил Грузов, поднимая палец еще выше, и спросил: – Ты что бы сделал?
– Снес бы в полицию и сказал, как нашел их, а то еще худо будет! – уныло ответил Косяков.
– И глупо! – сказал Грузов. – Пойми: с бланками креза, другого, и те самые, о которых хлопотал шантрапа! Понял?
Косяков промычал в полном отчаянье. Лицо Грузова приняло вдохновенное выражение. Схватив руку своего друга, он сжал ее и, придерживаясь облюбованной формы выражения, заговорил:
– Глупо! Было бы умнее, если бы ты рассуждал так: зачем крезу, вместо того чтобы просто давать жене своей деньги, ставить на ее векселя свои бланки, чтобы их из сорока процентов учитал другой крез, убитый? Было бы умнее, если бы ты подумал, что тут что‑то не того… А?
Грузов лукаво прищурился, а Косяков уже одобрительно промычал, и лицо его стало светлеть. Он начинал понимать суть дела.