– Считайте вслух: раз-два-три… Ну? Слышите? И нет уже языка, тела – нет ничего, конец…
* * *
Но для каноника Симплиция – это было только начало; концом это было для той паучьей женщины: она лежала, прикрытая белым, тихая, ее рыжие ботинки были завязаны в узелке вместе с платьем, на узелке – приколота записка, а в одной из белых комнат кричал красный ребенок с громадным, мудрым лбом.
Каноник Симплиций расклеил веки: над ним – рожки, прищуренные козьи глаза, но все же этот демон – несомненно, доктор Войчек, и каноник – явно еще здесь, на земле…
– А она – та женщина, с которой мы вместе… – больше у каноника не было голоса, не было сил, но доктор Войчек понял, закрутил свои рожки так, что самому стало больно.
– Вам, дорогой мой, повезло больше, чем ей: она уже докладывает, кому следует, о ваших добрых делах.
И тотчас же сзади каноника – какой-то жалобный, странный писк. Каноник хотел повернуться, доктор Войчек сердито крикнул:
– Да вы с ума сошли! Лежите! – шагнул куда-то и через минуту вышел на белую середину с подобравшим ноги к животу, скорченным младенцем – у младенца был громадный лоб.
Каноник Симплиций – на доктора Войчека, на младенца – все круглее, все шире.
– Это… это зачем… откуда?
Доктор Войчек долго молчал, вщуриваясь своими козьими глазами в каноника Симплиция – все глубже, на самое дно. Вдруг пополз улыбкой, пугая, – чему он улыбался, неизвестно. И наконец сказал – очень серьезно:
– Все равно – раньше или позже придется: уж лучше сейчас. Этот ребенок – ваш.
Застывшие ямочки; младенцы с испуганно раскрытым ртом.
– Вы хотите сказать… То есть как – мой?
– Так – ваш.
– Но ведь я же… пресвятая дева! – ведь я же все-таки мужчина!
– Дорогой мой, я знаю это не хуже, чем вы, – и тем не менее… Вы же понимаете: мне, врачу, поверить в чудо – а я не могу это назвать иначе, как чудом – гораздо труднее, чем вам, священнику, и все же я – ничего не поделаешь! – верю. Примите это как испытание – и как особую милость к вам неба.
– Но, доктор, ведь это же… ведь это невероятно!
– А воскрешение мертвых – вероятно? Или вы скажете, что не верите в это?
– Нет, нет – я верю… Но почему именно я, – я?
– Быть может, в наказание за какие-нибудь ваши грехи – откуда я знаю? Может быть, потому, что небо избирает своим орудием простые сердца, а вы, к счастью, просты сердцем – как младенец. Ну, успокойтесь, успокойтесь, вам вредно… Это – сын, мальчик.
Что ж иного оставалось канонику Симплицию, когда даже доктор Войчек – сам Войчек! – поверил в чудо? Каноник принял это и нес так же покорно, как апостол Петр свои вериги. Ему казалось даже, что он знает, за что небо так наказало и наградило его. Только иногда вечерами, когда они садились с доктором за домино, каноник спрашивал робко: