— Откуда ты знаешь? — спросила Эбони, откинув за спину упавшие на лицо волосы.
— Потому что ты не способна никого любить, — хрипло сказал он.
Она коротко рассмеялась, наполовину недоверчиво, наполовину вызывающе.
— Разумеется, не такого человека, как ты!
Его синие глаза на мгновение сверкнули, потом взглянули на нее с холодным презрением.
— Тогда почему же ты продолжаешь спать со мной?
Она пожала плечами.
— Вероятно, я мазохистка.
— Скорее всего, не мазохистка, а гедонистка. Ты любишь удовольствие, Эбони, а не боль. И не можешь отрицать, что я даю тебе это удовольствие.
— Я и не собираюсь отрицать это.
Когда она, направляясь в ванну, проходила мимо него, он вдруг схватил ее за запястье и сжал его как в тисках.
— Ты не можешь уйти от меня к Стивенсону, — сказал он срывающимся от бешенства голосом.
Она встретилась с ним взглядом, удивленная лишь эмоциональной дрожью в его голосе. Может быть, в нем заговорила любовь, подумала она и немедленно отмела это смехотворное предположение. Нет. Это не любовь. Чувство собственности. Ревность. Мужское самолюбие. Но не любовь. Сердце Алана не принадлежало ей. Если, конечно, у него было сердце. В последнее время она начала сомневаться в этом.
— Я должна поговорить с ним, — призналась она и добавила: — Должна сама сказать ему, что не собираюсь выходить за него.
На этот раз она не сомневалась в том, что в глазах Алана она увидела облегчение. Но это ни о чем не говорило, кроме того, что он не собирается отказываться от личного источника легкодоступного секса. Доступного во всех отношениях — эмоционально, финансово и физически. Какой же мужчина захочет отказаться от такого удобства?
Он собрался снова обнять ее, но она вывернулась из его захвата и шагнула назад.
— Нет, — холодно сказала она. — Мне надо принять ванну и одеться. Потом я должна идти.
— А как насчет завтрака?
— Я не собираюсь завтракать. Если хочешь, приготовь себе сам.
Он язвительно усмехнулся.
— Очень любезно с твоей стороны.
— О, нет, я вовсе не любезна с тобой, Алан. Если уж на то пошло, ты приходишь ко мне не для того, чтобы выслушивать любезности, не так ли?
— Да, это уж вряд ли.
— Тогда не обессудь. Ты добился своего. Я не выйду за Гарри. Что тебе еще от меня надо?
— Ровным счетом ничего, — отрубил он.
— Тогда, если позволишь…
Он смотрел, как она направляется в ванную комнату, и в душе его разгоралось темное, злобное чувство. Что ему от нее еще нужно? Ему хотелось, чтобы она ползала у его ног, умоляя приходить почаще, чтобы ее преследовало то же слепое, мучительное желание, которое даже сейчас заставляло его кровь бешено струиться по венам, превращало тело в тугой клубок нестерпимой боли.