Он повернул ключ в замке двустворчатой двери красного дерева и распахнул ее настежь. От явившейся их взорам панорамы в выходящем на запад окне гостиной все разинули рты — наверное, такого эффекта Уллман и добивался.
— Вот это вид, верно? — улыбнулся он.
— Да уж, — сказал Джек.
Окно занимало почти всю длинную стену гостиной, а за ним, прямо меж двух зазубренных вершин, стояло солнце, льющее золотой свет на скалы и сахарно-белый снег высоких пиков. Облака по бокам и позади этого прямо-таки предназначенного для почтовой открытки пейзажа тоже были подкрашены золотом, а ярко сверкающие снопы солнечных лучей медленно угасали в темных мохнатых омутах ниже границы леса.
И Джек, и Венди были столь поглощены этим зрелищем, что не обратили внимания на Дэнни — тот тоже не сводил глаз, но не с окна, а с того места, где открывалась дверь в ванную, с красно-бело-полосатых шелковистых обоев слева от себя. И его аханье, слившееся с «ах!» родителей, не имело никакого отношения к красоте.
На обоях запеклись большие пятна крови, испещренные крошечными кусочками какого-то серовато-белого вещества. От увиденного Дэнни затошнило. Это напоминало написанную кровью безумную картину, сюрреалистический офорт, изображающий запрокинутое от боли и ужаса человеческое лицо с зияющим ртом и снесенной половиной черепа.
(Так что, если увидишь что-нибудь… просто отвернись, а когда опять посмотришь, все исчезнет. Сечешь?)
Дэнни нарочно перевел взгляд на окно, соблюдая осторожность, чтобы по выражению его лица нельзя было ни о чем догадаться, а когда его руку накрыла мамина, он взялся за нее, следя, как бы не вцепиться или не подать какой-нибудь иной сигнал.
Управляющий говорил папе что-то о том, что следует убедиться, закрыто ли это большое окно ставнями, иначе сильный ветер разобьет его. Джек кивал. Дэнни осторожно взглянул на стену еще раз. Большое пятно засохшей крови исчезло. Маленьких серо-белых пятнышек, разбрызганных по нему, тоже не было.
Потом Уллман вывел их из номера. Мама спросила, понравились ли Дэнни горы. Он сказал «да», хотя на самом деле горы его совершенно не волновали. Когда Уллман закрывал за ними двери, Дэнни оглянулся через плечо. Кровавое пятно вернулось, только на сей раз оно было свежим. Оно растекалось. Уллман, глядя прямо на пятно, продолжил беглый рассказ об останавливавшихся здесь знаменитостях. Дэнни обнаружил, что сильно, до крови, прикусил губу, и даже не почувствовал этого. Пока они шли по коридору, он немножко отстал от остальных, утер тыльной стороной руки кровь и подумал про