— Вы к нам?
— К вам, — ответил я, не зная, что можно еще ответить на этот вопрос.
— Тогда пройдемте ко мне в кабинет, — сказала женщина и пригласительно провела передо мною в воздухе рукой. На безымянном пальце этой правой руки женщины блестело золотое обручальное кольцо.
Мы прошли в большой, обставленный полированными шкафами и мягкими креслами кабинет. В кабинете был чистый, прохладный, но достаточно тяжелый воздух. Пахло сосновыми дровами, и в большие окна далеко видны были просторы озера с островками, как бы разбежавшимися в разные стороны к горизонту. Женщина прошлась и довольно-таки официально, но в высшей степени приветливо сказала:
— Садитесь, пожалуйста. Я вас слушаю.
Я присел в кресло перед столом и смущенно повел плечами.
— Я не знаю, что мне сказать вам, — ответил я.
— Ну подумайте, — сказала женщина. — Подумайте. Может быть, вам следует о чем-нибудь спросить меня.
— Я с удовольствием воспользуюсь вашим советом, — сказал я и глянул в окно.
Там за окном дети стояли в каком-то напряженном ожидании. Они смотрели на окна кабинета, смотрели внимательно и строго.
— А что это за учреждение? — спросил я, испытывая глубокое чувство смущения и даже какой-то вины.
Женщина, которая тоже почему-то пребывала в состоянии напряжения, облегченно, однако невесело вздохнула. Она вздохнула и улыбнулась.
— Вы зашли к нам случайно? — спросила она.
— Я услышал детские голоса и пошел на них. И увидел эту ограду и детей за нею. Меня поразили эти дети. Они такие серьезные и в то же время какие-то растерянные, будто из них что-то вынуто. Будто это какая-то колония для младенцев, которые расплачиваются за какие-то странные преступления, нет, лучше сказать, проступки, не то свои, не то чужие.
Женщина вздохнула и молча стала смотреть в окно. Там, за окном, бежал тот же маленький белый пароходик. Он бежал теперь в обратном направлении, наискось пересекая озеро. Он был совсем игрушечным, этот пароходик. И со стороны казалось, что настоящее место этого пароходика здесь, во дворе этого странного заведения.
— Вы знаете, дети эти действительно расплачиваются за проступки, нет, лучше сказать, за преступления, совершенные их родителями. Не все, конечно, — сказала женщина и еще раз вздохнула.
Видно было, что разговор этот для нее не то что неприятен, но тягостен.
— Значит, вы к нам зашли случайно? — поджала женщина губы. — А я думала, вы по делу. Мы ждем тут одних супругов, они хотят взять себе девочку. У нас Дом ребенка.
— А что это такое — Дом ребенка? — спросил я растерянно. — Это детский дом?
— И да и нет. Вернее, не совсем. — Женщина подняла со стола двухцветный красно-синий карандаш и поставила его вертикально. — У нас дети, которые не имеют родителей. То есть в основном это те, от которых отказались их матери.