Павел Гаврилович надолго задумался и опять прикрыл глаза, словно задремал. Вдруг веки его покраснели, и под ресницами заблестели слезы. Да, он плакал. Но быстро собрался, глаза приоткрыл и рассказ продолжил:
— Дорогу глубоко занесло: перед этим гуляла метель. А тут ударил страшный мороз. Что-то около сорока градусов. Наши бойцы выходили из боя через лес, прямиком, и здесь их накрыло. Лес разнесло в щепы, и в этом лесу раненые и просто обессиленные люди здесь и там пристраивались передохнуть, где на пенек, где на сваленную сосну, где под деревом… Некоторые так забывались, что засыпали, а мороз их леденил. Я сначала ничего не понял. Меня самого тянуло присесть где-нибудь и чуть поотдышаться. Но я видел, что по лесу ходят бойцы и то одного, то другого трогают за плечи, за голову, за спину и люди падают от таких прикосновений, как деревянные…
Павел Гаврилович замолчал надолго. И вдруг коротко добавил, добавил уже спокойно:
— Зинаида Мартыновна быстро поправилась, хотя я понял, что, если бы меня не вызвали к ней, всякое могло бы случиться. С ней я пробыл всего минут тридцать — сорок. И той же дорогой пошел назад…
Тогда же я задал Бондарю еще один вопрос, опять я хотел свести разговор на другую тему, попроще:
— Как вы думаете, Павел Гаврилович, что такое любовь?
Не задумываясь он ответил:
— Любовь — это прежде всего внимательность, бережливость к тому, кого вы любите. Все остальное — лицемерие.
Семейная тропа
Не так уж мало повидал я хозяйств на деревне по стране, больших и маленьких, бедных и богатых, показательных и непоказательных, слаженных и разболтанных. Но нигде я не встречал того, что полтора года назад увидел за поселком Юкнайчай, на самом западе Литвы, в Шилутском районе, под Клайпедой. Там, среди песчаных взгорков, поросших сосняком, послевоенным, не таким уж рослым, я увидел нечто необычайное.
Здесь шло какое-то странное строительство. Человек десять парнишек собирали возле опушки на вспаханном поле мелкие и крупные валуны и складывали их в кучи. Они же собирали и всякий мусор строительный, которого было, кстати, не так уж много. Другая группа ребят, человек пять, возилась внутри замысловатого лабиринта из столбиков и полубревенчатых полуперекрытий-полуизгородей. Левее тоже какой-то полугородок-полулабиринт из вбитых в землю бревен, хорошо ошкуренных и обтесанных аккуратно, возводили трое пожилых людей. И еще группа из двух взрослых и троих подростков пристроилась на бревнах. Они что-то разглядывали на разостланном у рослого парня по коленам листе бумаги. Это было забавно. И я приблизился к этой группе молодых людей и подростков, оживленно чем-то занятых здесь, среди песчаных взгорков, поросших сосною и вереском. Двоих из них я уже знал и кое о чем с ними беседовал.