Я пришел с доской покататься на волнах, когда различил вдали мотоцикл Луисардо. Как я уже говорил, он показался мне еще более раздолбанным, чем обычно, и я подошел, как раз когда раздались выстрелы и крики переполошенных туристов. И я увидел, как тело путешественника превратилось в воплощение боли. Пули смерчем пронеслись в воздухе, жужжа, как осы, и впились ему в спину. И не было там ни Пресветлой Богоматери, ни Богоматери Газобутанской, которые изменили бы их направление. Да еще при попутном ветре. Какое там. И я видел, как тень смерти грозно кружит над путешественником и как он сделал несколько шагов на ватных ногах, весь в лоснистой крови, ловя ртом последние глотки воздуха, для него уже невесомого. Похоже было, словно он не умер, словно кто-то живой притворяется убитым и, хрипло дыша, борется с ветром.
* * *
Бывает, что все происходит в мгновение ока. И бывает, что журналисты сражаются за труп и похожи на кошек, повздоривших из-за дохлой крысы. И бывает также, что знатный свинарь Хуан Луис Муньос поправляет шейный платок в горошек перед зеркальцем заднего вида своего «мерседеса», чтобы выглядеть покрасивше по телику. И что следователь, наклонившийся за шляпой, теряет равновесие рядом с ней. И тогда журналисты видят, что волосы у следователя прилипли к голове от пота, стекающего по всему лбу. И искрящиеся фотовспышки преподносят всему миру на тарелочке жареный факт.
Но не будем сбиваться, и, прежде чем рассказать, что случилось со шляпой, со следователем и его потным лбом, расскажу-ка я лучше о произошедшем со слов Луисардо, потому как, будто его кто попросил, Луисардо прямо там же, рядом с еще не остывшим телом путешественника, рассказал мне, что тот ошибся временем, местом и, выражаясь грамматически, образом действия.
Так вот на том берегу все происходит двумя часами раньше, малявка, сказал он мне, смеясь глазами и клокоча слизью в глотке. Поэтому путешественник, прибудь он в Танжер по причинно-следственной связи, внесенной в картографию судьбы, погиб бы в тот же вечер, заверил он меня с самой скверной из своих улыбок. Вспомни, на каких меридианах расположена наша Европа и что уже давно мы отстаем от мавров на два часа летом и на час зимой. И, улыбаясь вконец завравшейся улыбкой, словно уже позабыв о шестистах тысячах песет, словно случайность обусловлена исключительно непредвиденным совпадением времени, Луисардо представляет мне, как было дело.
В данный момент, малявка, путешественник находится на борту судна, держащего курс к другому берегу — рюкзак за спиной и фуражка, оттеняющая его остроносый профиль. В дали, затемненной близостью бури, город Танжер плывет сквозь облака. Они черные, как и судьба путешественника, и грозят обрушиться на город потоками чернил. Качает, и время от времени волны, разбиваясь о борт, моросью брызг орошают иллюминатор. Путешественник пошатывается. Он старается сфокусировать взгляд на горизонте, сконцентрироваться на городе, вырисовывающемся вдали. Он пытается держаться прямо, но каждая попытка оборачивается новым поражением. Надо иметь