Ой, подальше отсюда — здесь уже не privee, а государственные интересы. У нас любая улица тоже кончается не храмом, а воинской частью.
Куда же деваться серединному гражданину, у которого нет своей propriete и отсутствует «пропуск всюду», гражданину, которого не везут машины со спецномерами и с холуями спереди и сзади?
Вот и думай! И не распускай слюни насчет «храмов на каждой улице». Идеализм! Сказка! Обман! И никогда такого не было. Это мерещится из-за дальности исторического расстояния. Иди своей дорогой, пока тебе ее не перекроют. А потом думай — куда сворачивать. И еще не забывай наличность в карманах проверить. А лучше всего — знай свое место и не шатайся по дорогам!
Нет, шатаемся, набиваемся в поезда и самолеты, покупаем автомобили, плетемся пешком и подсаживаемся в чужой транспорт. И не остановить. Всё увеличиваем скорость. Какие виражи, какие повороты! Какие судьбы в это десятилетие, когда наше поколение, и предыдущее, и последующие, и совсем молодые — все мы вихрем летим на закат — к концу тысячелетия.
До Женевы поездом и двух часов не ехали. Утро сероватое, но мне, европейскому новичку, все кажется ослепительным. Множество флагов и нарядный женевский вокзал Cornavin. Бурная Рона, лихо впадающая в Женевское озеро, многометровый фонтан, бьющий из водной глади. Громадная Place du Cirque — площадь Цирка, совсем пустая сейчас, зимой, и солидная буржуазная улица Bovy-Lisberg, где теперь проживает мой друг Симон. Да, это не похоже на 2-й Тружеников переулок возле Плющихи. Как, может быть, сказал бы Остап Бендер — это гораздо лучше.
Третий этаж (по нашему — четвертый). Дверь с табличкой. Маркиш теперь уже не Маркиш, а МаркИш — ударение сменилось, и не Симон, а Шимон. Здравствуй, брат мой по судьбе!
И еще двадцать километров
Поехали на прогулку. Гак мною впереди времени, что пока даже не говорится.
Молчим. Недалеко отъехали — километров двадцать всего. И пошли пройтись по зимнему леску. Вот канавка. Или, может, русло ручья. Сейчас сухо — подмерзло. Симон встает левой ногой на один бережок, правой — на другой.
— Вот я одной ногой в Швейцарии, а другой во Франции.
— Это граница?
— Ага. Это граница.
Так уж устроено... где-то бетонные стены, где-то люди с автоматами, а где-то подмерзший ручеек и лесная тишина.
В поисках выживания человечество ставит опыты на себе самом.
Кипящая ненависть, высохшие души, слезы, мечты, заблуждения, тоска по невозможному. Робкая улыбка надежды.
А без границ-то нельзя! Не эти, так другие. Не видимые, так невидимые. Границы. Пределы. Наших сил, нашей веры, нашей грусти и радости, нашей жизни.