Снова мы видели белоснежную красавицу на фоне черного занавеса, усеянного бесчисленными светящимися точками.
Но не было загадочной тайны: мы знали, что скрывается под облачным покровом, и скоро, очень скоро всё человечество Земли будет знать это…
В момент нашего отлета с Венеры ее расстояние от Марса равнялось по прямой линии тремстам семидесяти миллионам километров, но Марс движется по орбите навстречу нам, и кораблю надо одолеть только двести пятьдесят миллионов километров, чтобы встретиться с ним. На это требуется две тысячи пятьсот часов, или сто четыре дня. Пятьдесят четыре из них уже прошли.
Как я уже писал, никаких особых событий не произошло. Зато вчерашний день — 7 ноября — никогда не изгладится из памяти. В этот день, который мы привыкли считать самым большим праздником, произошло событие, которое, по словам Пайчадзе, могло случиться раз в тысячелетие.
День начался необычно: впервые за весь перелет Пайчадзе и Белопольский отдыхали одновременно. Многочисленные астрономические инструменты казались покинутыми и сиротливо печальными. Обсерватория была непривычно пустынна.
Я дежурил у пульта в полном одиночестве, так как Камов занялся проверкой каких-то вычислений и находился в каюте.
Ничем невозмутимая, «мертвая» тишина царила на корабле. Только равномерное тиканье часов, вделанных в пульт управления, нарушало безмолвие. Как и все часы на звездолете, они показывали московское время.
Было 6 часов утра.
Мне стало очень грустно. Я вспомнил своих друзей и товарищей, находящихся сейчас так невообразимо далеко, вспомнил, с каким волнением просыпался всегда в это утро, как спешил на улицу, чтобы не опоздать к началу парада. Впервые в жизни я встречаю праздник не только не в Москве, но даже за пределами Земли, за десятки миллионов километров от нее. И всё же я на Родине. Этот корабль, построенный руками советских людей, несущийся сейчас с невообразимой быстротой в темных просторах неба, — неотделимая частица Советского Союза. Где бы он ни находился, мы дышим воздухом Родины…
Мои мысли были прерваны приходом Камова и Белопольского. Поздравив с наступающим праздником, Сергей Александрович попросил меня разбудить Пайчадзе.
Уже за дверью я услышал, как Камов сказал:
— Проверим еще раз.
— Всё верно, Сергей Александрович, — ответил Белопольский. — Ровно в две минуты восьмого.
Пайчадзе крепко спал в своей сетке, и мне стало жаль прерывать его сон.
Но просьба командира корабля — это приказ. Я слегка дотронулся до плеча Арсена Георгиевича. Он сразу открыл глаза.
— Извините! — сказал я. — Сергей Александрович просит вас в обсерваторию.