Все получалось довольно складно. Оставался один нерешенный вопрос: как укрепить на надувной лодке мачту? Но и этот вопрос я решил, разгуливая по улицам Сухуми и заглядывая в разные мастерские. Уключины! Что может быть лучше уключин для крепления треугольной мачты? А чтобы лодка не деформировалась, поставить фиксирующую поперечную бамбуковую палку.
Все! Проблемы решены! А для мачты даже и материал был: остался от плотика.
* * *
За время своего отдыха на Черном море я вошел в форму и окреп физически. Теперь можно было переходить к последней фазе. Я купил транзитный билет в Симферополь, с остановкой в Ленинграде, на чужую фамилию.
1-го июля 1967 года я вылетел из Сухуми в Ленинград. Помню, с каким чувством я разговаривал с грузином, везшим цветы для продажи в Ленинград. Я интересовался так, как будто жил уже на другой планете. Грузин рассказал мне, что он всего вез 6 больших коробок цветов и надеялся заработать на них 600 рублей. Я высказал ему свое искреннее убеждение, что он делал хорошее дело. Не будь грузинов, привозящих в Ленинград цветы, то ни на рождение, ни на похороны, в советских государственных магазинах нельзя было бы купить ничего путного.
Мой билет в Симферополь был закомпостирован на 5 июля. За остающиеся 4 дня мне надо было переоборудовать мачту и парус для резиновой лодки и заново сделать киль и руль. Я купил хлеба и консервов и заперся в своей комнатке. Окно комнаты я завесил тюлевой занавеской, чтобы никто не увидел, что я делаю. Столик и два стула я взгромоздил на диван. Посреди комнаты образовалось свободное пространство, куда я положил лодку и надул ее. Потом достал мой старый плотик. Оказалось, что треугольная мачта, сделанная мною для плотика, годилась и для лодки. Требовались лишь небольшие переделки. Парус из палаточной ткани тоже годился. Основные усилия пришлось приложить для изготовления киля и руля. Их я сделал на своем старом месте работы. Пришлось, конечно, придумать легенду для своих бывших сослуживцев, но они, помня еще вкус тех щук, которых я привозил им с рыбалки в свое время, не очень придирались к моей легенде. Дома я порезал ковровую дорожку и обшил ею упоры киля, чтобы металл не касался корпуса лодки и не порезал бы резину.
Испытания своей лодки под парусом я провел на небольшом озере, на станции Кавголово, близ Ленинграда.
Я собрался так, чтобы «все было готово к бою и походу», как собирался на своем корабле, когда служил на флоте. Я изготовил на лодке оба клапана и в один из них ввернул трубку насоса. Я слегка качнул в лодку воздуха, после чего отверстие на насосе и аварийный клапан на лодке заклеил пластырем. Лодку я вложил в огромный альпинистский рюкзак. В рюкзаке лодку можно было принять за одеяло, за палатку, за что угодно. Сверху, в этот же рюкзак, я уложил упакованные в презервативы и в резиновые мешочки, купленные в Военохоте, как списанное военное снаряжение, остальные вещи и пищу в дорогу. Их было очень много, остальных вещей. И все казались необходимыми. Это и бинокль, и корочки моих научных статей, и документы, и таблица флагов иностранных кораблей, а также карты, одежда, шоколад, сгущенное молоко, сливки в банках и вода в резиновых мешочках. Я не подумал о том, чтобы положить документы отдельно. А среди них была справка из домоуправления, подробно описывающая причины непригодности для жилья нашей коммунальной квартиры, и в частности, моей комнаты. Я собирался опубликовать эту справку на Западе. В случае ареста, эту справку, как и некоторые документы, следовало бы уничтожить. Но я внушил себе, что эта моя попытка — последняя, и уж если арестуют, то все равно никогда не выпустят.