– Может быть, это была правда? – спросила я.
– Это не могло быть правдой. Всем известно, что матери у Володи не было, что его воспитывала Дарья Андреевна, но она, к счастью, до сих пор жива.
– А что именно он говорил по этому поводу? Расскажите подробнее.
– Я не знаю подробностей. Он редко об этом говорил, только когда был в невменяемом состоянии. Он то плакал, то хохотал как сума– сшедший и все твердил: «Я убил ее, я убил ее, я убил свою мать». А когда был нормальным, тогда вообще на эту тему говорить не хотел, просил, чтобы я оставил его в покое. Вот с тех пор его жизнь пошла под откос. Он все реже посещал лекции, а на пятом курсе вообще бросил институт.
– А Прохор Степанович знал о его пристрастии к наркотикам и бреде на счет убийства матери? – спросила я.
– Сначала я не хотел ему сообщать, надеялся, что мы с Володей сами справимся, но когда понял, что нам вдвоем это не под силу, сказал. До сих пор виню себя, что не сделал этого раньше, может быть, удалось бы спасти Володю. Я считал, что вмешивать родителей в свои проблемы – это как ябедничать в детском саду, вот поэтому и сообщил с опозданием, уже перед уходом Володи из института.
– А как Прохор Степанович отнесся ко всему?
– Долго не мог поверить. Володя не дурак, к отцу всегда приезжал в нормальном виде, был самим собой. Поэтому узнать, что его сын стал наркоманом, было для Прохора Степановича, как гром среди ясного неба. Он тут же положил его в клинику, но, выйдя из нее, Володя стал еще хуже. Наотрез отказывался возвращаться к нормальной жизни. В итоге Прохор Степанович понял, что чем чаще Володя лежал в больнице, тем хуже становился. Он как будто пытался с лихвой компенсировать дни, проведенные без наркотиков.
– А по поводу матери, что говорил Прохор Степанович?
– Он также, как я, считал это не более чем наркотическим бредом.
– Когда точно у него возник этот бред? – продолжала я уточнять.
– Думаю, Ангелиночка, вы напрасно придаете этому такое значение. Наркоманов еще не такие мысли посещают, да простит меня Володя.
– И все же? – упорствовала я.
– Хорошо, если угодно, где-то в конце четвертого курса.
– Володе было двадцать два?
– Двадцать три, он на год позже закончил интернат. В детстве долго болел воспалением легких.
– Еще мне необходимо знать, где я могу найти Надежду Ковалеву и Ларису Петровну.
– Чтобы проверить всех Вовкиных знакомых, вам жизни не хватит, у него их было не меряно.
– Егор, кто из нас детектив, вы или я? – Я решила поставить парня на место.
– Конечно вы, простите, кажется, я лезу не в свое дело.
– Вот именно! Итак?