– Я ни в чем не виновата! И делиться мне нечем. Прошу покинуть кабинет. – Кончик недокуренной сигареты ткнулся в пепельницу, сигарета сломалась.
– Знаю, что вы не виноваты, – ответила я только потому, что хотелось оставить последнее слово за собой. Решительно встала и, стараясь сохранять чувство собственного достоинства, пошла к двери. «Не сложилось… – расстроенно подумала про себя. – То ли неправильная тактика, то ли моя интуиция приболела…»
– Туфельки в бутике покупала? – Вопрос застал меня буквально на пороге кабинета. – Кофе будешь?
Я медленно развернулась. Следовало признать – это почище вымышленных следов помады на подбородке.
– Черный и без сахара.
Я пронесла себя вместе со своим достоинством через кабинет назад, уселась на прежнее место. Вытащила зеркальце и, окинув себя беглым взглядом, вернула его в сумку. Медленно изрекла:
– Хорошая погода. Не правда ли?
Хозяйка кабинета рассмеялась:
– Ты даже не сказала, как тебя зовут. Меня – Оксана. Свекровь зовет Ксюшей.
– А меня – Ириной. Возможны варианты.
Я не стала намекать на то, что имени у меня и не спросили. Оксана соединилась все с той же Ниной Николаевной, и вскоре секретарша лет двадцати от роду вплыла в кабинет с подносом и приветливой улыбкой на устах…
Говорили долго, на отвлеченные темы, пока я окончательно не устала от бестолкового разговора. Хитрая Оксана пыталась вытянуть из меня необходимые сведения. Я из Оксаны – тоже. Перелом наступил после моего обещания опровергнуть кое-какие ошибочные выводы оппонентки. И тут она усмехнулась и без всякого перехода выдала:
– Опровергай: Королькова Татьяна Юрьевна была любовницей моего незабвенного… боюсь, по этому поводу особенно, мужа. Также ныне покойного. – И выжидательно, но с некоторой долей издевки посмотрела на меня.
А посмотреть было на что. Вид наверняка был такой, как будто я лбом остановила на полном ходу электровоз и лишь слегка этому удивилась. Одним словом, на редкость дурацкий вид.
– Замечательно, – выдавила я из себя, отказываясь верить услышанному.
Да эта Оксана сумасшедшая! Бывает такая категория женщин, впрочем, мужчин тоже, которые ревнуют любимых даже к табуретке, на которой те сидят. Это чудовищное обвинение надо было как-то опровергнуть. Боюсь, что выглядела я не очень уверенной, но голова начала потихоньку соображать. Оксана еще не погасила злую ироническую усмешку, а я уже поняла – вот и отыскалась первая зацепочка. И поэтому с большей долей уверенности добавила:
– Теперь все ясно. Ты определенно ошибаешься, я…
Оксана оттолкнулась руками от стола, кресло немного отъехало, и она возмущенно меня перебила: