— Да уж куда понятней! — медленно поднимаясь, сокрушенно проговорил Ветров. — Если уж с чего-то начинать, то мне представляется, что прежде всего нуждается в поправках наш распорядок. Да, да, Вениамин Ефимович, — добавил он, заметив, как встрепенулся Рыбчевский. — Именно с распорядка нужно начинать. Возьмите подведение итогов за неделю. Все знают, что половина личного состава на этих подведениях отсутствует — одни готовят оружие, другие сдают его лодкам, третьи в наряд заступают… Причины вроде бы объективные, да от подведения итогов-то какой толк? Только галочку и ставим…
Павлов, хорошо понимая, что значит для военных рациональный и твердый распорядок, был доволен, что замполит начал с него, и охотно поддержал этот разговор.
— А у моего первого зама какое мнение? — спросил он.
Капитан третьего ранга Вениамин Ефимович Рыбчевский, невысокий, плотный офицер с длинной, несколько не по росту, шеей, поднялся и, глядя исподлобья на соседей, не спеша ответил:
— Распорядок у нас, как у соседей, — не лучше и не хуже. На мой взгляд, нечего его менять. Всех наших моряков все равно одновременно собрать трудно.
Можно было догадаться, что между Рыбчевским и Ветровым, наверное, уже не раз были объяснения на эту тему, и когда первый заместитель после двух-трех фраз умолк, Павлов не стал добиваться от него мотивировок. Опять понадобилась какая-то пауза, и Павлов, подойдя к окну, отдернул штору.
За окном еще густела темнота, на синем бархате неба туманно вырисовывались срезанные вкось верхушки сопок. Полюбовавшись хиленьким рассветом, занимавшимся со стороны океана, он вернулся к столу и обратился к Городкову:
— А что вы скажете?
Павлову до этого казалось, что капитан третьего ранга Городков был далек от начавшейся служебной дискуссии. Склонив кудрявую голову, он то щелчком сбивал с тужурки невидимую пылинку, то, выпустив из рукава твердый белоснежный манжет, любовался, должно быть, очень интересной запонкой из зеленоватого камня, а когда услышал обращение командира, слегка вздрогнул, засиял улыбкой и вытянул руки так, чтобы запонки оставались на виду.
«Щеголь! — с усмешкой подумал Павлов, найдя в нем сходство с артистом цыганского театра. В прошлогодний отпуск они с Велтой попали в Москве на спектакль. Днем набегались по городу, наскоро переоделись, да еще проскочили лишнюю остановку в метро, когда же наконец уселись в кресла, вытянув гудевшие от усталости ноги, на сцене и пел двойник Городкова. — Ему бы сейчас гитару!»
— С существующим у нас распорядком, — отвечал Городков, похлопывая мохнатыми ресницами, — можно спокойно жить целый век. По-моему, в нем преотлично заложены все наши особенности.