— Можно мне? — По лицу Рыбчевского прошмыгнула упрямая искорка. — Все же я настаиваю на своем. До учения мы так и так не успеем. Поэтому давайте будем реалистами, давайте вернемся к этому после. Между прочим, товарищ Жилин того же мнения.
«Вот откуда дует ветер», — подумал Павлов.
— Ну что ж, — секретарь решительно встал, — пора закругляться. На мой взгляд, выводы такие. Указать товарищу Кубидзе на непринципиалыюсть. Признать, что и партбюро не отличалось принципиальностью. Ну, и поручить товарищу Серову приспособить фургоны. — Помедлив, он тяжело вздохнул и нагнулся к Павлову: — Товарищ командир, у вас будет что-нибудь?
— Будет… — Опираясь ладонями о край стола, Павлов выпрямился и после небольшой паузы сказал: — Считаю выводы правильными, однако нужна поправка. Один Серов фургоны не осилит. Да и негоже получается: сам предложил, сам и вези. Давайте поручим это Кубидзе. Ваша ошибка, Вениамин Ефимович, вот в чем: мнение старших, конечно, надо уважать, принимать во внимание. Но и самим надо думать. Если можно сделать быстрее, то делать медленно — просто не солидно.
Свежий наст жестко шуршит под лыжами. Вчера чуть потеплело, размягчило, а ночью мороз опять прижал и получилась твердая корка. Такая твердая, что топай по ней без оглядки — остаются только неясные вмятины. Но одно дело спокойно идти, другое дело бежать. Как только побежишь, сразу провалишься по пояс, да еще обдерешься об острые края. Зато на лыжах — одно удовольствие! Куда ни поверни, везде укатанные дорожки.
Рыбчевский взял средний темп и двигает переменным шагом: левой-правой, левой-правой… Он незаметно косится назад и видит, что Левик с Вовкой пока не отстают, поспевают нога в ногу. Правда, его средний темп оборачивается для них настоящей гонкой, чувствуется, что они уже на пределе, вот-вот попросят о милосердии, но еще держатся, не забывают, как должны вести себя мужчины. Их темно-синие помпоны на белых вязаных шапках — точно такая и у самого Рыбчевского — колышутся в такт размашистому бегу и служат хорошим ориентиром на тот случай, если кто оторвется. А вот Тоня, кажется, и впрямь оторвалась — ее красный помпон отстает все больше и больше, превращается в еле заметную точку.
Рыбчевский усмехается, представляет, на кого они похожи со стороны: впереди несется как угорелый плотный дядя, за ним, словно привязанные, мельтешат отпрыски. Ни дать, ни взять картинка из мультфильма, где в таком же стиле передвигался папа-медведь со своими медвежатами.
Впереди показалась узкая бухта. Ночной мороз из-за мелководья прихватил ее раньше других извилин залива. Она сверкает зеркальной гладью и пускает зайчики. Рыбчевский жмурится, отворачивается, но упрямо держит направление на одинокую копнообразную фигуру, непонятно как очутившуюся на льду.