По плану учения выезжать пока не требовалось, но Кубидзе получил у командира «добро» отправиться раньше. Уж очень ему хотелось сперва основательно обжиться, попривыкнуть, а уж потом, не отвлекаясь, заниматься торпедами, санками, плотиками…
Кубидзе, само собой, едет в головной машине. Его кокетливые усики сегодня словно бы выросли и больше всею прочего выделяются на исхудалом лице. Смоляные, строгие, они до того приметны, что даже издали можно понять: в передней кабине определенно следует какое-то начальство. Отар важно глядит вперед, не удостаивая вниманием встречных-поперечных, однако его скульптурная поза не мешает ему цепко следить за всем, что творится вокруг.
Как военные ни хранят свои тайны, а утаить разлуку от близких не всегда удается. В этот ранний час, когда в обжитых местах просыпаются лишь самые прилежные петухи, многие подруги вышли с зорькой, чтобы помахать платком, чтобы еще раз взглянуть на тех, кого они будут долго и терпеливо ждать.
«Неужели Наташа?! — Отар вздрогнул, завидя синее с беличьим воротником пальто, пригнулся, чтобы лучше разглядеть, и на какой-то миг встретился с Наташей глазами. Она смотрела на Отара не так, как всегда, а может, как всегда, может, только показалось?.. Ведь всего мгновение… Нет, не показалось — Наташа улыбнулась, и эта улыбка удивительно преобразила ее, придала ее лицу неожиданную мягкость, нежность, какое-то детское выражение. Она подняла руку, но тут же, будто спохватившись, стала заправлять непослушную прядь под серую шапочку, ту самую, что летом вязала на длинных спицах, прилежно отсчитывая петли и по-ученически шевеля губами. Неожиданная встреча обрадовала и растревожила офицера: — Наконец-то заметила!.. А вдруг не мне улыбалась, не мне поднимала руку?.. — Ужасная мысль заставила похолодеть, но, вспомнив, что в следующей машине старшим едет Чулков, отец пятерых детей, Отар успокоился: — Мне улыбалась Наташа, только мне!»
Если бы не строгий парень, сидящий за рулем машины, Кубидзе непременно бы загорланил песню счастливого горца, которого радует все: и раннее утро, напоенное хрустально прозрачным воздухом, и горы-великаны, улыбающиеся солнечным светом, и буковые рощи с переливчатыми трелями крылатых певцов, и встреча с любимой, спешащей с кувшином к прохладному ручью.
Бедный Отар, как он заблуждался, полагая, что Наташа в этот рассветный час оказалась тут из-за него!.. Она еще накануне договорилась поехать в город за книгами на клубной машине, да ночная тревога спутала все карты. Клубное начальство отправилось по своим делам, а ей оставило записку: добирайся, мол, Зуева, на попутных, получай книги и жди — заедем за тобой обязательно. Наташа заторопилась к развилке поголосовать, а тут навстречу целая кавалькада машин, и в первой — ее самый прилежный читатель. Она уже и руку подняла, но вовремя сообразила: вряд ли эти поедут в город. Разочарованная, она, наспех поправив шапочку, хотела отойти в сторону, но не отошла. Ее поразила перемена, происшедшая с Кубидзе, когда они встретились глазами. В них вспыхнуло такое!.. Наташа боялась даже признаться себе, что́ в них вспыхнуло. Пораженная, она стояла неподвижно, пока головная машина не скрылась за скалой.