– И моё присутствие никогда не будило в вас досады. Вы слишком плохой актер, чтобы изображать то, чего не чувствуете.
Мы чокаемся.
– Закажите что-нибудь, – говорю я. – Мне неудобно есть, когда перед вами не накрыто.
– Я пью ваше вино. Ешьте, ради бога. Не то блюдо, чтобы студить. Это было бы просто кощунственно по отношению к бедной бурёнке.
Я не могу разгадать ее, и это раздражает. Но досады действительно нет, скорее азарт, как перед шахматной партией.
Бифштекс великолепен. Я впиваюсь в него зубами и на некоторое время выпадаю из реальности.
– Я принесла вам сувенир, – Далия не спеша открывает сумочку, но ничего оттуда не достает – смотрит, как я ем.
– Сувениры преподносят на память. Вы, наконец, решились оставить меня в покое?
Она тихо смеется.
– Не обманывайте себя, Джонатан. Покой – последнее, что вам нужно.
И начинает выкладывать на стол по одному круглые, отшлифованные морем камушки. Красные, бордовые, алые, розовые.
Я замираю с поднятой ко рту вилкой.
– Откуда вы знаете?
Я спрашиваю не про покой.
Далия тянется через стол и накрывает своей ладонью мой сжатый кулак. У нее пальцы медсестры – ровные и какие-то незапоминающиеся. С круглыми, совсем неженственными, скорее девичьими ногтями.
– Да бросьте, Джонатан! Вы же на Фиаме весь на виду. Просто мало кому есть до вас дело.
А вам есть? Вопрос липнет жвачкой к деснам, остывает оскоминой на губах.
Аккуратно, будто боясь поранить, вытягиваю свою руку из-под ее ладони, задумчиво провожу кончиками пальцев по переплетениям нитей домотканой скатерти – шершавым по шершавому – и, наконец, завершаю жест: выдвигаю на середину стола ажурную преграду, держатель для салфеток. Прозрачные виноградные лозы вьются между нами, и бумажная стена – надежнее каменной.
Я – Джонатан Фкайф. Мама научила меня с гордостью нести свое имя. Мы – пришлые здесь, на Фиаме. Научные труды отца открыли нам двери нового мира. В колонии Техно ничто так не ценится, как чистый, абстрактный разум. И здесь верят в наследственность.
Когда мы сходим с трапа челнока в сияющее сиренево-розовое марево, мама сжимает мою руку: смотри, Джонатан, как красиво! Я завороженно оглядываюсь. Холмы белого, будто сахарного, песка оплетены сизыми, и карминовыми, и лиловыми растениями. Море у горизонта разлито вишневым киселем. Солнце, белесое, прозрачное, легкое, игриво шевелит лохматыми лучами. Мне одиннадцать лет. «Привет!» – говорю я солнцу. Словно знаю заранее, что рано или поздно оно станет моим единственным собеседником.
Нас ждет красивый тенистый дом в самом центре Фиама, столицы Фиама. В бриллиантовом свете солнца, под лазоревым небом, белокаменные дворцы кажутся невесомыми, как взбитые сливки. Щебет незнакомых птиц похож на песни электричества в высоковольтных линиях.