— Как предусмотрительно с твоей стороны, Эмбер, чрезвычайно предусмотрительно!
Шаги приблизились к лестнице, и раздался тихий голос:
— Что «предусмотрительно»?
Увидев ее сверху, Герман убедился, что догадка его верна: она оделась для выхода, причесалась и накрасилась.
— Значит, уезжаем? — с ненавистью выговорил он. — Не зря меня, наверное, предупреждали. Что ж, уезжай и прихвати с собой побольше, потому что дома ты ни гроша не получишь, это я тебе обещаю.
— Герман, о чем ты?
— О часах, черт побери, Эмбер! О подарке, который ты вчера мне так мило преподнесла, чтобы сегодня забрать обратно. Совсем как клятвы верности! — Он горько рассмеялся.
— Я не брала часы, — спокойно отвечала она, начиная подниматься. На мгновение она скрылась из виду, и он решил, что она снова лжет, и его глаза заметались по широким лестничным пролетам. Эмбер дошла до второго этажа и остановилась — она явно не желала подходить ближе. На ее запрокинутом красивом лице было такое испуганное и озабоченное выражение, что гнев его сразу испарился, уступив место ненависти к себе.
— Я не брала часы, Герман. Я бы ни за что не взяла их. Ведь это подарок.
— Что ж, тогда извини, — произнес он после долгой паузы.
— Мне ничего от тебя не нужно, ты ведь знаешь, и никогда не нужно было. Мне нужен только ты. — Ее голос сорвался, и ему захотелось подойти, обнять ее, но внезапно охватившее его отвращение к собственному запаху, к липким подмышкам, немытым волосам и зудящей под ними кожей удержало его на месте.
— Мы знаем, что это неправда, не так ли?
Эмбер вздохнула, ожидая нового скандала,
но она напрасно беспокоилась, потому что Герман продолжал:
— Думаю, надо позвонить этой женщине. У тебя есть ее номер?
— Хэтти… Да, есть. А зачем?
— Потому что у нас явно побывал вор, а она знает, с кем необходимо связаться в таком случае. Напрасно мы не расспросили ее обо всем заранее. Как я раньше не сообразил? — Он с досадой взглянул в окно кабинета, на зеленые холмы.
Если часы забрала Эмбер, то таким образом он уличит ее, если окажется, что не она, значит, им необходимо установить сигнализацию. Эмбер нерешительно посмотрела на него, не стала спорить — по-видимому, была не в настроении, сухо кивнула и пошла вниз, чтобы поискать номер, а Герман снова проверил ящики стола — часы исчезли, словно их и не было.
Он принял душ, но бриться не стал. Ему всегда хотелось отпустить бороду, однако положение в бизнесе не позволяло, зато вот теперь появилась возможность. Спустившись на первый этаж, он услышал, что Эмбер опять вполголоса говорит по телефону. Затылок у него ощетинился, как в прошлый раз, когда она солгала, сказав, будто разговаривала с матерью. И пусть это звонил мастер, сообщавший, что гравировка на часах готова, от этой лжи Герману было не легче. Она понизила голос до шепота, не желая, чтобы он услышал, — другой причины быть не могло. Он подкрался сзади и схватил ее за руку. От испуга она выронила трубку, которую он подхватил и поднес к уху, а другой рукой крепко сжал запястье Эмбер. Очень крепко — судя по ее искаженному от боли лицу и попыткам вырваться.