Хельге он не открылся по двум причинам. Во-первых, ему не хотелось рассказывать ей о своих отношениях с Инной. Наверно, потому, что не считал себя вправе иметь отношения с женщиной. Держать это в тайне было все равно что притворяться, будто этих отношений не существует, закрывать на них глаза.
Вторая причина заключалась в том, что он и так знал, что скажет на это Хельга. В голове у него уже звучал ее резкий крик:
— Ну и женись тогда на девушке! Чего тут раздумывать!
Ему представлялось, как Хельга заливисто смеется над его муками.
Этого Арону слышать не хотелось, потому что в его жизни и без того все было непросто. Жизнь оказалась спутавшейся бечевой со множеством узлов, которая запутывалась все больше и больше. И узлы эти невозможно было распутать, только разрубить вместе со всем прошлым на другом конце веревки. Имелась еще одна, третья, причина, почему он ничего не рассказал Хельге. Его прошлое было неразрывно связано с настоящим, с тем, что он переживал сейчас, и, рассказав об одном, невозможно умолчать о другом.
Инна тоже не думала о браке. Она принадлежала Наттмюрбергу, а поскольку разные миры в ее жизни не должны пересекаться, и речи не могло быть о том, чтобы Арон поселился здесь. Наттмюрберг был вотчиной Кновеля. Они с ним неразрывны. Наверно, после смерти Кновеля можно было бы подумать о свадьбе, но так далеко ее мысли не заходили. И потом, оставалась еще скотина, которую Инна считала своей. Ей требовался присмотр. Были сыры и масло, шерсть и кожа, и была Хильма, ее душа, которая продолжала жить в Наттмюрберге. Это из-за Хильмы мысль покинуть Наттмюрберг не приходила Инне в голову. Оставшись в доме одна с Кновелем, она так сильно привязалась к покойной матери, что сквозь смерть проросла пуповина, неразрывно их связывавшая. Без хлопот по дому и скотины она порвалась бы, и обе они — и Инна, и Хильма — превратились бы в тени, в бесформенных, бесплотных призраков.
Ни разу не встретившись, Арон и Инна провели вместе зиму и бесконечно длинную весну, которая приходила в этом году странным манером: то делала маленький шажок вперед навстречу лету, чтобы потом сделать сразу два шага назад и ступить в зимний сугроб, то стояла на месте в оттаявших черных кругах вокруг стволов деревьев. Они жили вместе в мыслях, движениях, взгляде друг друга. Инна получила несколько коротких писем от Арона, которые ей с большим трудом удалось прочесть. Между буквами Инне виделись его добрые руки, обнимавшие и оберегавшие ее. Между строчек сияло его лицо. Пару раз она бралась писать ответ, но ничего из этого не вышло. Вместо этого Инна посылала ему засушенные цветы, сыр, прядь волос. И каждый раз, собираясь в лавку, она надеялась увидеть там Арона. Конечно, в лавке она была только три раза, но он ведь мог в это время проходить мимо. Проходили же другие жители деревни. Многие даже заходили в лавку.