Я принял во встрече «Торнео» и лодок живейшее участие, подводя известных мне горожан к морякам. Радость моя была неописуема, я и сам горячо желал предоставить кров этим доблестным соратникам нашим, преодолевшим нелегкий путь от финляндских берегов до нашей гавани. Сами они, впрочем, взывали не столь об ужине, сколь о бане, и были правы – проведя несколько дней в открытом море, в большой тесноте, они нуждались в мыле, мочалках и свежем белье более, чем в еде, которой их исправно снабжали входившие во флотилию провиантские и кухонные суда.
Несколько запыхавшись, я встал и обвел взором берег – всё ли в порядке, не допекают ли кого нимфы, нет ли обойденных вниманием. И тогда лишь увидел группу офицеров, стоявших особо.
Вечера в июле еще долгие, и было довольно светло, чтобы разглядеть их.
Было их четверо, и вид они имели, я бы сказал, несколько заносчивый. Стоило поглядеть, как они придерживают рукояти своих кортиков – не у всякого гусара такая гордая повадка. Но тогда мне было не до наблюдений и примечаний, я устремился к ним со словами:
– Позвольте пригласить вас к ужину, друзья мои! Стол мой скромен, но найдется и хорошее вино, и прочее необходимое! А после ужина, коли угодно, можем мы составить совет царя Фараона.
Таким образом я предложил им перекинуться в картишки, хоть разок метнуть банк, полагая, что в плавании они были этого удовольствия лишены. Карты же я имел при себе всегда в гусарской моей ташке.
– Благодарим за любезное приглашение, – отвечал старший из них, – и принимаем от души. Однако должен предупредить, что весь наш экипаж дал слово не пить вина и не играть в карты, покамест не прогоним подлеца Бонапарта.
Я так и окаменел.
Этого еще недоставало, подумал я, когда обрел способность думать. Но делать нечего – гусары на попятный не идут.
– Разрешите представиться – отставной Александрийского гусарского полка корнет Бушуев, к вашим услугам! – в который уж раз за этот вечер произнес я.
– Капитан-лейтенант Бахтин, – отвечал старший из офицеров и обвел рукой свою компанию. – Лейтенант Иванов. Мичман Никольский. Штурман Савельев.
Он назвал еще нумер своей канонерской лодки, но цифры за столько лет вылетели у меня из головы.
– Где вы живете, Бушуев? – спросил он, когда мы уже шли мимо Цитадели.
– На Господской улице, Бахтин.
– А, знаю. Это нам через всю крепость маршировать.
– Бывали в Риге? – осведомился я.
– Бывал, и воспоминания не из лучших.
Дальше мы шли молча. Я вел в поводу Баязета и имел возможность, приотстав с ним, молчать по уважительной причине. Моя затея с приглашением нравилась мне всё меньше, и я корил фортуну за промашку – должно быть, на всю флотилию только эти четверо безумцев соблюдали трезвость и отреклись от карт!