Фрейзе ехал на невысокой коренастой лошадке, ведя в поводу нагруженного пожитками ослика, а замыкал маленькую кавалькаду неожиданно примкнувший к ней клирик, брат Пьетро, в последний момент получивший приказ отправиться в путешествие вместе с Лукой и вести обо всем самый подробный отчет.
– Шпион! – тихо проворчал Фрейзе, почти не открывая рта и склоняясь к уху своего нового господина. – Точно шпион! Видал я таких! Физиономия бледная, как у аристократа, и ручки нежные; а уж смотрит-то своими карими глазами так, будто в душу тебе заглядывает. Голова бритая, как у монаха, а одежда небось как у настоящего господина! Шпион – и никаких сомнений! Вот только за кем ему тут шпионить? Уж точно не за мной. Я ведь ничего особенного не делаю, да и не знаю ничего. Значит, шпионить ему остается только за тобой, за моим молодым господином, за моим маленьким воробушком. Нас тут только трое, не считая лошадей, а лошади, как известно, – не еретики и не язычники, а всего-навсего честные животные.
– Он к нам приставлен, чтобы быть мне помощником, – с некоторым раздражением пояснил Лука. – И нам придется путешествовать с ним вместе вне зависимости от того, нужен мне такой помощник или нет. Так что ты бы лучше попридержал свой язык.
– Ну а мне он нужен, такой помощник? – Теперь Фрейзе уже обращался к своей лошадке. – Нет. Мне он и вовсе ни к чему, потому что я никакими такими делами не занимаюсь и ничего такого не знаю, а если б чем таким и занимался, так уж точно ничего записывать бы не стал – не доверяю я тому, что на бумаге написано. И потом, я ведь ни читать, ни писать все равно не умею.
– Вот дурак! – бросил клирик Пьетро, проехав мимо и услышав разговор Фрейзе с конем.
– Он говорит, что я дурак, – снова обратился Фрейзе к своей покорной слушательнице, а может, к дороге, медленно тянувшейся в гору, – хотя это легко сказать, да трудно доказать. Впрочем, меня еще и не так обзывали.
Весь день они ехали по узкой тропе, протоптанной скорее козами, чем людьми; извилистая тропа эта все поднималась вверх, словно стремясь увести их как можно дальше от плодородной долины, окруженной пологими холмами, на склонах которых росли оливы и виноград. И действительно, вскоре они уже достигли зоны лесов и ехали теперь под сенью огромных буков, листва которых уже начинала отливать золотом и бронзой. А ближе к вечеру, когда закатные лучи окрасили купол небес в нежно-розовые тона, клирик вытащил из внутреннего кармана письмо и сказал Луке:
– Вот. Мне было приказано передать тебе это письмо на закате. Прости, если прочтешь дурную весть, но я, право, не знаю, что там написано.