– Ты не обязан! – Она так резко к нему повернулась, словно была разгневана его словами. – Ты всего лишь дал клятву послушания в маленьком сельском монастыре; может, ты и собирался стать священником, однако же теперь ты здесь – и свободен, как птица. Ты ездишь по всей стране, церковь предоставляет тебе самых лучших коней, тебя сопровождает твой собственный слуга, тебе еще и помощника выделили. Ты можешь поехать куда угодно, допросить любого, ты и меня волен допросить – даже меня, хотя я живу здесь, служу здесь, здесь молюсь Богу и ничего плохого не делаю, разве что порой втайне мечтаю о…
– Тебе не следует давать оценку нашим действиям, – вмешался брат Пьетро. – Мы посланы сюда самим папой римским. И тебе не следует ставить под вопрос цель нашей поездки.
Лука позволил Пьетро осадить аббатису, втайне радуясь этому. Но, если честно, она была права: он и впрямь чрезвычайно обрадовался, когда его вызволили из монастыря и дали возможность чему-то учиться. Не мог же он сейчас признаться ей, какую радость ему доставляют эти поездки верхом, какое неутолимое любопытство сжигает его, гонит его вперед…
Аббатиса, тряхнув головой, презрительно бросила в ответ на суровое замечание брата Пьетро:
– Я, разумеется, не сомневалась, что ты бросишься его защищать, что вы будете вместе «держать оборону». Именно так всегда и поступают мужчины. Все мужчины.
Затем она повернулась к Луке:
– Я, конечно, давно поняла, что совершенно не подхожу на роль настоятельницы монастыря. Но что же мне делать? Мой отец ясно выразил свою волю, и теперь всем здесь распоряжается мой брат. Отец хотел, чтобы я стала аббатисой, и брат приказал мне стать ею во исполнение отцовского желания. И вот я здесь, хотя это, возможно, полностью противоречило и моим собственным желаниям, и желаниям всего здешнего сообщества. Но я подчинилась приказу отца и брата. И стараюсь делать все, что в моих силах. Я уже принесла святые обеты. Теперь я до самой смерти связана с этим местом.
– Ты успела принести все обеты?
– Да, все.
– И обрила голову? И отреклась от своего богатства?
Крошечное движение окутанной покрывалом головы аббатисы намекнуло Луке, что он случайно коснулся некой маленькой тайны, точнее, маленького обмана. Но какого?
– Да, я постриглась в монахини и убрала прочь украшения, принадлежавшие моей матери, – осторожно сказала она. – Я никогда больше не обнажу голову и никогда больше не надену ее чудесные сапфиры.
– Как ты думаешь, не могут ли столь многочисленные проявления разочарования и беспокойства среди монахинь быть вызваны твоим появлением здесь? – напрямик спросил Лука.