Нечаев — в череде новых людей — особое, страшное явление. Высшая точка нараставшего спора Герцена с молодой эмиграцией. И Герцен был вовлечен в настоящую войну после пришествия нового «апостола» кровавой революции.
Несколько прямо-таки детективных историй на протяжении последних двенадцати лет жизни Александра Ивановича вдруг связались в один узел. И, как всегда, немаловажными в жизненном противостоянии и в споре «из-за наследства» оказались деньги.
«Загадкой Бахметьева», «особенного человека» (фамилией его, считается, воспользовался Чернышевский для своего героя Рахметова), назван этот феноменальный, так и не разгаданный эпизод в истории революционно-освободительного движения.
В один из августовских дней 1857 года, когда «русское паломничество в Путней» стало уже признанным фактом популярности вольных изданий, Герцен получает записку от неизвестного ему саратовского помещика П. И. Бахметьева с просьбой принять его. За встречей в одном из лондонских отелей следует приглашение Герцена посетить его дом.
Через несколько дней, видимо, после впечатляющего визита в Путней, Бахметьев встречает Герцена на улице и сообщает ему о созревшем у него решении отправиться на «Маркизовы острова», чтобы «завести колонию на совершенно социальных основаниях». Спросив у Герцена, не коммерческое ли у него предприятие, и получив отрицательный ответ, он заявляет о намерении оставить деньги для нужд типографии или «для русской пропаганды вообще». Герцен отказывается (средств для типографии у него предостаточно) и отговаривает молодого человека от поездки. Ограбят по дороге, а то и вовсе жизни лишат.
Немалая по тому времени сумма в 800 фунтов стерлингов все же передана Герцену по всем юридическим правилам в банке Л. Ротшильда. Герцен уполномочен, в случае смерти жертвователя, употребить капитал «так, как лично… условлено» между ним [Бахметьевым], Герценом и Огаревым. Далее следы Бахметьева теряются, а оставленные деньги неизменно сохраняются в неприкосновенном Общем фонде.
Проходит более десятилетия, и в один из весенних дней 1869 года за границей появляется Нечаев. За ним тянется (известный в истории революционного движения) кровавый след вдохновителя убийства студента Петровской сельскохозяйственной академии И. Иванова, отказавшегося подчиниться нечаевской диктатуре в кружке тайных заговорщиков, перешедшем к устранению неугодных членов.
И вот на имя Герцена приходит письмо от некого студента, якобы «только что удравшего из Петропавловской крепости». Огареву, переправившему письмо Герцену с просьбой напечатать прокламацию, обращенную к студентам университета, академии и Технологического института (с подписью «Ваш Нечаев»), чудится, что это представитель тайной революционной организации в России, имеющей большое влияние, а, значит, есть перспективы продолжать борьбу, что «поворачивает на воскресенье заграничной прессы». Герцен откликается: пустить прокламацию в Прибавлении к замолкнувшему «Колоколу»? Да это «просто шлехтодыровато».