Идее требовалась некая фишка, крючок, который зацепит, как они надеялись, миллионы телезрителей. «Нам была нужна причина, по которой людям мог бы прийтись по душе язвительный и антисоциальный доктор. И мы сделали его страдальцем».
Хаус страдает с самого начала. Во-первых, от муки физической: у него настолько болит нога, которая заставляет его хромать и пользоваться тростью, что он не может жить без викодина. Во-вторых, от муки психологической: он не способен ни с кем установить близкие отношения — ни с пациентами, ни с коллегами, ни даже с женщинами, к которым питает романтический интерес.
Шор признает, что столь абсолютным эмоциональным отчуждением он наделил своего главного героя намеренно: «Хаус груб, потому что он хочет шокировать людей и тем самым побудить их к действию. Он придерживается убеждения, что неважно, каковы твои мотивы, важен только результат. Хаус знает, чего хочет, и не заморачивается, что подумают о нем люди. И он не всегда прав. То есть в конечном счете всегда, но иногда он бывает не прав в промежутке».
Тем не менее сумма, состоящая из сварливого мизантропа-страдальца и медицинской интриги, по-прежнему не кажется равной самому успешному сериалу нового века. Отдавая себе в этом отчет, Шор и Аттанасио пришли к умозаключению, что им недостает одного кусочка мозаики. А именно юмора. Пока Дэвид Шор в Америке возводил свою сценарную карьеру, за океаном, в Англии, Хью Лори успешно зарабатывал репутацию утонченного комика. И угрюмый доктор Хаус, слившись с Лори, вдруг обрел ту невероятную харизму, о которой мечталось Шору. Шут, мизантроп, сыщик и гениальный доктор в одном лице.
«Чувство смешного Хью придает фильму поразительный блеск, — говорит Шор. — Мы можем написать для него самые идиотские реплики, и он произнесет их так, что они будут просто сгустком мизантропии, но при этом заставят всех смеяться».
По мере того как «Доктор Хаус» набирал популярность, репортеры начали просить Шора поделиться секретом сценарного успеха. Всем хотелось знать, чем, по мнению Шора, «Доктор Хаус» берет публику. В самом деле, большинство интервью с Шором, к тому времени уже прочно осевшим в Калифорнии с женой Джуди — бывшим телепродюсером — и тремя детьми, посвящены тому, как «развивать персонаж», как «разбивать диалоги». Словом, его интервью запросто можно было бы назвать «Секреты Дэвида Шора по написанию телесценариев».
Хороший пример подобной практики подоспел к маю 2006-го, когда Шор давал интервью по электронной почте Джону Дойлу, телевизионному обозревателю торонтовского Globe and Mail — ежедневной периодики, самопровозглашающей себя «национальной газетой» Канады. Растолковывая свой подход к написанию — и как он набил руку в американской индустрии «сценариев для драматических сериалов», — Шор написал Дойлу, что, еще занимаясь юриспруденцией в Канаде, «начал думать, что надо бы двинуть в Голливуд и быть прикольным (а оказалось, что я больше мелодраматический, нежели прикольный)».