— Флагман сигналит, сэр. «Деяния», глава 27, стих 28…[32]
— Черт их побери…
Дым над всей линией кораблей развеялся. Адмирал де Винтер сдался, и английские капитаны, на квартердеках которых еще уцелели сигнальные мичманы, вчитывались в предписанный Онслоу текст из Библии. Вымеряв глубину, они обнаружили не пятнадцать сажен, но девять. В большой спешке британцы принялись уводить призы с опасной отмели.
Среди эскадры победителей, заваленный трупами, с перебитым такелажем, с развороченными фальшбортами, шел королевский куттер «Кестрел».
Глава шестнадцатая. Последствия
Октябрь 1797 г
— Как он, мистер Эпплби?
В неверном свете лампы кают-компания «Кестрела» походила на скотобойню, а Эпплби, с серым от усталости лицом и в залитом кровью фартуке, на мясника. Оба смотрели на распростертое тело Джеймса Томпсона, казначея, живот которого был туго перетянут бинтами.
— Быстро отходит, сэр, — ответил хирург с холодной официальностью, весьма уместной для таких мрачных обстоятельств. — Посинение губ, ввалившиеся ноздри и сжатые брови говорят о приближающейся смерти. К тому же, он потерял много крови.
— Понятно.
Дринкуотер ощущал пустоту, и хотя знал, что его участия требует тысяча неотложных дел, никак не мог заставить себя уйти из наполненной стонами и запахом крови каюты, будто пребывание здесь было искуплением за ужасы, происходившие несколькими часами ранее.
— Понятно, — повторил он. — Должен заметить, он очень храбро поддержал меня во время абордажа.
Эпплби пропустил это высказывание мимо ушей.
— Вы дали ему опия?
У доктора не осталось сил, чтобы язвить, поэтому он просто кивнул.
— Он накачан опием, мистер Дринкуотер, и предстанет перед творцом в таком вот состоянии.
В голосе его чувствовался упрек.
Дринкуотер вышел из каюты и вернулся на палубу, не заходя в свои «апартаменты», которые ныне занимал Сантона. Пленника заштопали, забинтовали и уложили, связав руки, в койку. Ветер свежел, доходя до шторма, и английские корабли старались отойти от берега, каждый сам за себя. Оставшись в воющей тьме, Натаниэль бродил по раскачивающейся палубе, стараясь успокоиться и нагнать сон, призванный дать организму столь необходимый отдых.
Ветер принес дождь, который поливал зюйдвестки вахтенных с еще большей настойчивостью, чем брызги, долетавшие из-за борта.
По временам в ночи мелькал огонек, говоривший про то, что какой-то из кораблей лавирует, удаляясь от берега, дважды до Натаниэля донесся оклик Балмена, которым тот призывал впередсмотрящих не дремать.
Дринкуотер понимал, что ему не избежать огрубения чувств, начавшегося много лет назад в кокпите «Циклопа», как не избавиться и от событий, случившихся в болотах Каролины. Звериная жестокость, проявленная им в битве, являлась ничем иным, как врожденным качеством, которое упомянутые выше причины извлекли на свет из примитивной части его натуры. Однако ярость эта не могла не умеряться мягким воспитанием, и в поисках облегчения Натаниэль обращался к сентиментальности, как и многие из его современников.