«Красивая», – подумал вдруг Павел
Внутренне вздрогнул: что-то новое проснулось в нем, еще недавно равнодушно взиравшем на эту безликую массовку. Словно болезнь приоткрыла в душе невидимые шлюзы для забытых чувств. Что в ней красивого, в этой простой, усталой девчонке, да еще и в уродливой арестантской робе? Может, все дело как раз в одежде? Может, это просто уродливое, извращенное чувство, сродни взрослым играм в «учительницу» или «медсестру» – только с акцентом на насилии и подавление воли жертвы?
Чуть поводил головой из стороны в сторону, отгоняя наваждение.
– Ну? – напряженно произнесла Настя.
– Что? – вздрогнул Павел.
– Это вы меня спрашиваете? – насуплено сказала Настя. – Что вам от меня нужно? Когда вы меня отпустите?
Павел поерзал в кресле, собираясь с мыслями. Взгляд упал на картонную папку на столе. Папка пуста. Точнее, там чистый лист – такой же, как эта девушка для него. Это временное явление: нет человека, на которого нельзя составить персональное «дело».
Но это после, после… За окном каркнула ворона. Надо распорядиться, чтобы улучшили звукоизоляцию.
– Послушай, – медленно произнес он. – Я должен тебе объяснить…
Павел почувствовал, что говорит не то. Он уже столько лет не говорил «я должен»! «Я хочу», «я требую», «вы должны» – вот его каждодневный лексикон.
– Понимаешь, – с трудом продолжил Павел. – Я не хочу причинять тебе вреда…
– Так не причиняйте, – быстро сказала Настя.
Она начинала нервничать. Павел поспешил сделать успокаивающий жест.
– Пойми, – сказал он. – Это всего лишь кино… Игра.
Настя смотрела на него странным взглядом и молчала. Павел продолжил:
– Я хочу сказать тебе… Я хочу сказать тебе больше, чем остальным. Ты права: это не просто кино…
– Я ничего не говорила, – неожиданно осипшим голосом произнесла Настя.
Теперь Павел понял, что в ее лице странного. Страх. С ним происходят пугающие вещи, это трудно скрыть, и девушка заметила это. Но он спешил выговориться:
– Да, это не совсем кино… Меня не интересует то, что должны играть актеры. Мне интересны люди… Ты меня понимаешь?
Настя покачала головой, не сводя с Павла взгляда.
– Пойми, – произнес Павел, и в голосе пробилось страдание. – Вот я оказался в массовке… Ты вообще, знаешь, кто я? Нет? Ну, это не важно… Просто я – и в массовке… Тебе этого не понять. Нет, правда, не понять. Чтобы понять это, надо влезть в мою шкуру, почувствовать в руках власть над миллиардами… Нет, просто почувствовать мало – надо ощутить весь этот путь, когда ты, ничтожество, вдруг взбираешься на самый верх, туда! А-а… Любые наркотики по сравнению с этим чувством – чушь! Понимаешь?! Чушь!!! Ты – на вершине мира! И вдруг тебя берут за шкирку – и ты становишься в один ряд с никем, со статистами, с цифрами в отчетах, которые и не воспринимаются уже без шести нулей в придачу! Это-то ты понимаешь?!