– Здесь постойте, – приказала проводница и ушла опять в тамбур, сильно хлопнув дверью, но та не зацепилась и медленно поползла обратно.
Он стоял и смотрел в окно, на тетку и Веру, видел, как они говорили, а потом на противоположной стенке увидел лист расписания, написанный на клетчатом листе шариковой ручкой. «Верда, Ремизово, Ракша», – было отмечено в нем разборчивым почерком. Проводница смотрела с площадки.
– Чего стоишь? – недовольно спросила она и махнула рукой в глубь вагона. – Иди садись. Подальше туда.
Это были обычные два плацкартных вагона.
«Да, – думал он, – рано уехал», но думал с облегчением. И поезд уже полз, предваряя свое появление на маленьких станциях вязкими и задумчивыми гудками.
Из-за перегородки до Валеры долетали обрывки разговора. Он не видел, кто говорил, но было пусто и тихо в вагоне.
– …там-то у них все погорело. Новое стали строить… Немец сюда не дошел, вот все и осталось, как при царе-горохе…
Кто-то что-то отвечал, что-то звякнуло, прошелестело.
«Где-то здесь», – думал он, вспоминая лисичек.
В Ряжске на платформе старухи носили пирожки в клеенчатых коробах, в душном воздухе растекался запах угля, масла и нагретых рельсов. Седой бородатый малый в сером пальто без пуговиц беспорядочно бродил по асфальту. Лицо его почти до самых глаз покрывала страшная щетина, и еще страшнее казались коричневые зубы и темные провалы между ними. Несколько милиционеров проводили его внимательными взглядами, пока он сновал по платформе быстрыми зигзагами от одной кучки людей к другой, как жук-плавунец.
«Вот сейчас заберут они его», – тоскливо подумал Валера, однако, к его удивлению, милиционеры столпились вокруг, слушали разговор его с какими-то женщинами, что-то спрашивали, топтались, улыбались, спокойно поглядывая по сторонам.
– Куда, Витя, поедем? – весело сказал один из них, переглянувшись с остальными.
– Хлеб взял, – резким, каркающим голосом отвечал Витя и показывал кирпич серого хлеба, который он держал двумя загорелыми руками, широко растопырив грязные пальцы, прижимая к пальто. – Спаси господи, – повторял он, улыбаясь, быстро и мелко перекрестился, когда кто-то дал ему монетку.
– Взял, значит, хлеба? – спросила толстая в сиреневой кофте женщина. – Ну и слава богу. – Рядом с ней стояла девочка; «кофта» крепко держала ее за руку и, когда девочка переступала, не глядя притягивала к своему необъятному животу.
Потом она стояла поодаль с милиционерами, все как один обутыми в стоптанные ботинки с пряжками из накладного фальшивого серебра, и, склонившись над своей девочкой и тихонько что-то ей сказав, указала на Витю.