Он просунул руку за спину сестры и слегка приподнял ее, чтобы лучше видеть ее глаза. В его взгляде и тоне было столько нежной заботливости, что ей показалось, будто ее изболевшаяся душа озарилась лучом весеннего солнца. Две крупные слезы покатились по ее щекам, и она крепко прижалась плечом к брату.
– Разве Фельс не навещал тебя в эти дни? – с тревогой спросил он.
– Нет, да я и сама настоятельно потребовала, чтобы его не звали. Я принимаю капли, которые он мне прописал, а больше он ничего не может сделать. Не беспокойся, Рудольф, я скоро поправлюсь. Тебе пришлось пережить много тяжелого в Тальлебене?
– Да, – ответил фон Вальде, не сводя взора с заметно изменившегося лица Елены. – Я не застал бедного Гартвига в живых. Вчера его похоронили. Ты не узнала бы несчастной жены, она в одну ночь стала старухой. – Он рассказал сестре подробности о несчастье, затем провел рукой по глазам, как будто хотел изгладить все горе, которое видел в последние дни. Потом спросил:
– Ну, а у вас тут все по–старому?
– Не совсем, – ответила Елена. – Меренг вчера уехал…
– Да? Ну, счастливого пути. Он тщательно избегал встречи со мной. Теперь у меня одним врагом меньше на свете.
– А на горе… У Ферберов радость, – продолжала Елена прерывающимся голосом, отвернув лицо.
Она не подымала глаз и поэтому не видела, что лицо ее брата подернулось мертвенной бледностью и что его дрожащие губы зашевелились и, наконец, с трудом смогли произнести только одно короткое «ну».
Елена рассказала о находке в развалинах. Услышав это, ее брат облегченно вздохнул. С каждым ее словом у него, казалось, с души спадала тяжесть.
– Это, действительно – изумительное разрешение древних загадок, – сказал он, когда Елена закончила свой рассказ. – Только я сомневаюсь, чтобы эта семья считала большим счастьем свою принадлежность к роду Гнадевиц.
– Ты думаешь так на основании того, что Елизавета столь неодобрительно отзывалась об этом роде? – прервала брата Елена. – Я ничего не могу поделать, но в таких случаях мне невольно приходит на ум виноград, который слишком зелен для лисицы.
Последние слова она произнесла с большой резкостью, и на лице фон Вальде появилось выражение сильного удивления. Он наклонился и испытующе взглянул в лицо сестры, как будто желая убедиться в том, что это действительно произнесла она.
В эту минуту в комнату вбежала собака Гольфельда и тотчас исчезла, повинуясь громкому свисту, донесшемуся с площадки. Ее хозяин проходил мимо. Очевидно, он не знал о возвращении фон Вальде, иначе, без сомнения, зашел бы, чтобы приветствовать его.