Раньше с Казом было весело. А теперь — нет.
— Удачи тебе, — произнесла она ровным тоном, не повернув головы.
— Ты могла бы поучаствовать, — не унимался Каз.
— Нет.
— Сыграла бы сексапильную вампиршу…
— Нет.
— Мужиков сводила бы с ума…
— Нет.
— Надела бы свой плащ…
Кэроу замерла.
— Ты ведь его не выбросила, нет, зайка? Никогда не видал ничего прекрасней — черный шелк на бледной коже…
— Заткнись, — прошипела она и остановилась посреди Мальтийской площади.
«С ума сойти, — думала девушка. — Какая глупость — влюбиться в ничтожного, смазливого уличного актера, оставить ему такие воспоминания. Поразительная глупость. Исключительная».
Каз приготовился стряхнуть снежинку с ее ресниц.
— Только тронь, и я выплесну кофе тебе в лицо.
— Тпру, тпру, моя резвая Кэроу. — Он опустил руку. — Когда ты перестанешь взбрыкивать? Сказал же, я сожалею.
— Вот и сожалей. Только в другом месте.
На чешском — не родном для нее языке — она говорила ничуть не хуже Каза.
Он вздохнул, раздраженный тем, что Кэроу так и не приняла извинения. В его сценарий это не входило.
— Да будет тебе! — уговаривал он грубоватым и вместе с тем бархатно-мягким голосом, каким часто поют блюзовые исполнители. — Мы предназначены друг другу, ты и я.
Предназначены. Кэроу всей душой надеялась, что если она кому-то и «предназначена», то не Казу. Она окинула взглядом прекрасного Казимира, чья неотразимая улыбка раньше действовала как зов, на который невозможно не откликнуться. Рядом с ним цвета казались ярче, чувства — острее. Вскоре обнаружилось, что ко всему прочему место это — рядом с ним — было еще и популярным, и другие девушки при случае с удовольствием его занимали.
— Пусть вампиршу играет Светла. Ей и учить эту роль не надо.
Каз смотрел страдальческим взором.
— Не нужна мне Светла. Мне нужна ты.
— Увы. Я — не вариант.
— Не говори так. — Он потянулся к ее руке.
Кэроу отпрянула, сердце опять кольнуло, несмотря на все старания заглушить чувства. «Не стоит, — твердила она себе. — Ни вот столечко не стоит».
— Это называется преследование. Понимаешь?
— Брось, никого я не преследую. Просто мне по пути.
— Ладно, — буркнула Кэроу. До школы оставалось рукой подать.
Художественный лицей Богемии — частное учебное заведение — размещался в розовом дворце в стиле барокко, знаменитом тем, что во время нацистской оккупации два чешских борца за независимость перерезали горло гестаповскому офицеру и его кровью вывели на стене слово «свобода». Ликование было недолгим — отважных бунтарей вскоре поймали и посадили на металлические наконечники ведущих во внутренний двор ворот. Теперь вокруг этих самых ворот слонялись студенты, курили, поджидали друзей. Но двадцатилетний Каз не был студентом и, насколько Кэроу знала, никогда не просыпался раньше полудня.