— До того вечера я не знала, куда ведет задняя дверь.
— Значит, он все-таки пустил тебя туда?
Вспомнив, в какую ярость пришел Бримстоун, Кэроу поджала губы.
— Ну да. Можно и так сказать.
— И что ты там увидела?
— С чего я стану рассказывать? Вы враги, а значит — ты и мой враг тоже.
— Я тебе не враг, Кэроу.
— Они — моя семья. Их враги — мои враги.
— Семья, — повторил Акива, качая головой. — Откуда ты родом? Кто ты?
— Почему каждый считает своим долгом спросить меня об этом? — Кэроу вспыхнула от гнева, хотя этим вопросом она и сама стала задаваться, как только поняла всю странность своего положения. — Я — это я. А ты кто?
Вопрос был риторическим, но он воспринял его всерьез.
— Я — воин.
— И что ты тут делаешь? Твоя война идет в другом месте. Зачем ты явился сюда?
Он сделал глубокий вдох и снова откинулся в кресле.
— Мне кое-что… было нужно, — ответил он. — Я воюю уже больше полувека…
— Тебе за пятьдесят?! — изумилась Кэроу.
— В моем мире живут долго.
— Везет, — не удержалась Кэроу. — У нас, если хочешь долго жить, придется вырвать себе щипцами все зубы.
При упоминании о зубах глаза его грозно вспыхнули, но он ответил лишь:
— Долгая и несчастная жизнь — тяжкая ноша.
Несчастная жизнь. Он говорил о себе?
Она спросила.
Он поморгал и закрыл глаза, словно не мог держать их открытыми, и так долго не отвечал, что Кэроу подумала: не уснул ли? И все-таки ей не терпелось получить ответ. Она чувствовала — он имеет в виду себя. Вспомнила, как он выглядел в Марракеше, его лишенные жизни глаза.
Ей вновь захотелось проявить заботу о нем, предложить что-нибудь, но она подавила этот импульс. Просто сидела и рассматривала его: резкие черты лица, угольно-черные брови и ресницы, полосы на руках, вытянутых на подлокотниках кресла. На шее виднелся рубец, чуть выше размеренно пульсировала вена.
Она опять изумилась его физическому присутствию, тому, что он — реальное существо, хотя и не похожее на тех, кого ей доводилось встречать раньше. В нем слились воедино две стихии — огонь и земля. Вопреки ожиданиям, ангел не был чем-то эфемерным. Напротив, он воплощал в себе материю: сильную, прочную, живую.
Его глаза открылись, и она подскочила от неожиданности: снова ее застали врасплох. Сколько же можно краснеть?
— Прости, — тихо сказал он. — По-моему, я заснул.
— Гм, — не удержалась она, — принести воды?
— Да, пожалуйста.
Благодарность, прозвучавшая в его голосе, заставила ее устыдиться, что не предложила раньше.
Воду он осушил одним глотком.
— Спасибо, — тепло поблагодарил он, словно она дала ему нечто большее, чем просто стакан воды.