Мать. Дело Артамоновых (Горький) - страница 18

Закономерный процесс понижения характеров Артамоновых Горький раскрывает не только путем прямого изображения их судеб, по и с помощью сложных художественных приемов, в частности — лейтмотивов (много раз повторяется фраза юродивого Антона: «Кибитка потерял колесо», приобретающая символический смысл) и целой системы широко развернутых метафор. Об Илье-старшем говорят, что он «не лисой живет, а медведем». Сталкиваясь с ним, дремовский городской староста Баймаков чувствует «себя так, точно на него медведь навалился», и то же чувство испытывают многие, глядя на его «длинную лапу» и со страхом думая: «Экой зверь».

Все эти штрихи «подкрепляются» тем, что Илья любит медвежью охоту, ходит на медведя с рогатиной и стремится привить страсть к этой опасной забаве Петру и Алексею. Об Алексее уже никак не скажешь, что он «не лисой живет, а медведем». В юности он «урчит, как медвежонок», а потом в нем все более заметной становится «лисья изворотливость», и его все чаще называют «лисой». Илья-старший выходил с рогатиной на медведя — племянник забавлялся посаженным на цепь медвежонком, пока тот не вырос, — тогда Алексей воткнул рогатину в его живот. О Петре в романе не раз говорится, что у него «маленькие, медвежьи» глаза, но при этом речь идет не о силе его и напористости, а о прямо противоположных качествах: о том, с каким недоверием и затаенным страхом вглядывается он во все и всех. Чем большую тревогу внушает Петру «дело», тем больше оно кажется ему зверем. Он признается: «Это неправильно говорится: „Дело — не медведь, в лес не уйдет“. Дело и есть медведь; уходить ему незачем, оно облапило и держит».

Вплетенная в ткань романа, эта система сравнений воздействует на читателя менее заметно, чем при таком ее выделении. Но если она воздействует менее заметно, то — более сильно, заставляя читателя не только понять, но и почувствовать, каким неотвратимым и неуклонным был процесс человеческого измельчания Артамоновых, процесс, в котором выразилась вся противочеловечная, звериная сущность капиталистического «дела».

Для читателя ясно, что одной из главных причин этого процесса в конечном счете является духовное раскрепощение рабочей массы, которая осознает себя истинным хозяином жизни. Правда, в романе говорится, что «быстро портится народ», что «рабочие становятся все капризнее, злее, чахоточнее, а бабы все более крикливы…» и т. п. Но таким все это представляется Петру, который мечтает: «Запрячь бы всех в железных хомуты».

Легко понять, чем вызвана злоба Артамоновых против рабочих, которые недавно казались им такими тихими и покорными (ткачи артамоновской фабрики не приняли активного участия в событиях 1905 года, — некоторые из них даже стали защищать «своих» хозяев от «чужих» рабочих). Тихон Вялов передает Петру слова рабочего, одного из семьи «бесчисленных Морозовых», чей старейший представитель когда-то с такой патриархальной кротостью относился к родоначальнику «дела»: «…которое дело чужими руками строится — это вредное дело, его надо изничтожить…» Еще большую ненависть должны были вызвать у Петра слова рабочего: «…все — от нас пошло, мы — хозяева!» И когда в 1917 году Захар Морозов оказывается во главе красногвардейского отряда города Дремова, Тихон Вялов имеет право сказать своему бывшему хозяину: «Это — против тебя война, Петр Ильич… Вот наступил на вас конец… Потеряла кибитка колесо…»