Глядя на него, я скрестила руки на груди.
- В моих набросках мамы предостаточно эмоций.
Его янтарные глаза потеплели.
- Но ты не знаешь свою мать. Ты знаешь только то, что слышала, и то, что ты скучаешь по ней. Как насчет того, чего хочешь ты? Твоих надежд? Твоих мечтаний? Твоих увлечений? - Он повернулся ко мне лицом. - Твой учитель намекнул копать глубже.
Выражение его лица из полностью понимающего и открытого стало сдержанным, будто он молчаливо побуждал меня к чему-то. Он не договаривал, потому что иначе все было бы слишком просто.
Я прислонила голову к стене и уставилась в потолок, на трещины в плитке. Трев любил опутывать свои советы философией. С ним никогда не было просто.
Проблема была в том, что я не знала, чего хочу от жизни. Мои увлечения? Мальчики, лаборатория, отец, выпечка. Но зарисовывать тыквенный пирог было бы чертовски скучно.
Думаю, Трев понял это по моему лицу, потому что добавил:
- Начни с того, что тебе не нравится. Как думаешь, злость и раздражение легче выразить?
Той ночью, вернувшись в свою комнату, я открыла альбом и уставилась на чистый лист. Что меня раздражало? Смерть моей мамы, да, но мне нужно было что-то новое.
И тогда я поняла: Ник. Ник меня раздражал.
Карандаш с пугающей скоростью начал скользить по бумаге. Рисуя, я чувствовала огонь в своей руке, покалывание в кончиках пальцев, будто вся моя страсть перетекала на страницу.
В итоге у меня получилась одна из лучших картин, что я когда-либо рисовала. На ней Ник стоял посреди пустынной улицы, в окружении осколков стекла и битых бутылок. Я была так горда эскизом, что даже захотела показать его Нику, но потом решила, что он обидится или просто возненавидит его.
Однако следующей ночью я показала набросок Треву. Он перевел взгляд с рисунка на меня и кивнул в знак одобрения.
- Так держать, - сказал он тихо, чтобы другие не смогли нас услышать и рисунок остался нашей тайной. - Продолжай в том же духе и станешь следующей Ванессой Белл.
Я ухмыльнулась, но внутри вся сияла. Ванесса Белл была замечательным художником, одним из моих любимых. А еще она была сестрой Вирджинии Вульф, любимого писателя Трева. Это был лучший из возможных комплиментов.
С тех пор мои рисунки изменились. К лучшему.
Но сейчас я сидела перед чистым листом и смотрела, смотрела, смотрела. Иногда мне просто начать рисовать, иногда - мне нужен толчок. Я не могла вечно надеяться на помощь Трева. Я схватила с комода "Traveler" и, перелистав глянцевые страницы, остановилась на развороте с тихой итальянской деревушкой.
Я начала прорисовывать здания, добавила свет от старого уличного фонаря. Нарисовала традиционное итальянское кафе с крошечными столиками на двоих, окошки с цветами, велосипеды с корзинками и зубчатые навесы.