и выражать увиденное, что, как знает каждый, предшествует собственно поэтическому творчеству, пролегает огромная дистанция. И вопреки всему всегда находились и такие (и это огорчало его больше всего), кто, изумляясь проявлениям его мастерства, его способностью преодолевать многочисленные трудности, ставили ему в упрек то, что он выходит за пределы своих собственных, предоставленных ему природой возможностей. Но именно благодаря этому он занимал привилегированное место, откуда антагонисты тщетно пытались его вытеснить. Особые качества его постоянно оттачиваемого мастерства были не подвластны переменчивой моде. Его система обладала несомненными и неоспоримыми преимуществами. Он работал исключительно быстро и следовал с неукоснительной точностью
манере и даже, что было значительно сложнее, характеру вдохновения, однако не стремился быть оригинальным. Он не доверял оригинальности, равно как и воображению. «Не следует подстегивать воображение, – говорил он, – нужно лишь
обнажать, поскольку, обнажая жизнь, делаешь ее сносной в том смысле, что примеряешь ее с матерью
Вечностью; обнажая, платишь дань тому минотавру, что люди именуют Временем и изображают в образе огромного изможденного старца, с задумчивым видом сидящего между косой и клепсидрой».
[75] И вновь Гебдомероса словно пришвартовало к перекрестку; а вода между тем с мягким плеском накатывала на камни морского берега. Что-то вроде нового романтического вдохновения пробудилось в нем; вновь обретя красноречие, он повернулся к своим друзьям и заговорил так: «Ничто не может заменить это непередаваемое удовольствие, результат двадцатилетнего труда и беспрестанных экспериментов; ничто не может превзойти по силе внушения эту божественную серенаду, в которой наше собственное невежество сливается в союзе с таинственным восторгом, с трепетом, точнее, биением сердца при свете луны, когда аккорды гитар захлестывают друг друга, как струи бьющего фонтана. Воспоминания, хранимые нами с момента полового созревания, подернутые вуалью прожитых лет, будто бесшумным ударом крыла накладывают печать на наши замыслы, на наши как сладчайшие, так и требующие неимоверных усилий старания в искусстве, которое есть не что иное, как изобретение человека. Неудачи и разочарования – обильный источник для борьбы с невежеством; о, поэт, следуй мудрым советам твоей музы; она здесь, она в задумчивости оперлась на обломки колонны, по которой скользит ящерица и вьется плющ… О, цветы умиления! Сокровища! Плач! Витание в небесах! Удары крыльев! Утренние песни жнецов! Пленительные интерлюдии! Приношения! Сельские праздники под огромным синим небом! О, пасторали! О, опавшие листья! Слушай неторопливую исповедь старой виолончели или сердце, которое всегда неизменно! Вспомни поцелуй Эвники!