Я лично почувствовал, что начинаю благоволить перед Лениным (видимо, Махно хотел сказать «благоговеть». — В. С.), которого недавно убежденно считал виновником разгрома анархических организаций в Москве… Я выпалил в него словами:
— Анархисты-коммунисты все дорожат революцией и ее достижениями, а это свидетельствовало о том, что они с этой стороны все одинаковы…
— Ну, этого вы нам не говорите, — сказал, смеясь, Ленин. — Мы знаем анархистов не хуже вас. Большинство из них если не ничего, то, во всяком случае, "мало думают о настоящем, а ведь оно так серьезно, что не подумать о нем и не определить своего положительного отношения к нему революционеру больше чем позорно…
Ленин убеждал меня, что из его отношения ко мне я должен заключить, что отношение партии коммунистов к анархистам не так уж враждебно.
— И если нам, — сказал Ленин, — пришлось энергично и без всяких сентиментальных колебаний отобрать у анархистов с Малой Дмитровки особняк, в котором они скрывали всех видных московских и приезжих бандитов, то ответственны за это не мы, а сами анархисты с Малой Дмитровки. Впрочем, мы их теперь уже не беспокоим. Вы, вероятно, знаете: им разрешено занять другое здание, также недалеко от Малой Дмитровки, и они свободно работают».
По словам Махно, они оба согласились, что нельзя вести борьбу с врагами революции без достаточной организации масс и твердой дисциплины. Тем не менее после встречи с Лениным, обдумав разговор, Махно написал письмо своим гуляйпольским товарищам, основная суть которого сводилась к следующему: «Общими усилиями займемся разрушением рабского строя, чтобы вступить самим и ввести других наших братьев на путь нового строя. Организуем его на началах свободной общественности, содержание которой позволит всему не эксплуатирующему чужого труда населению свободно и независимо от государства и его чиновников, хотя бы и красных, строить всю свою социально-общественную жизнь совершенно самостоятельно у себя на местах, в своей среде… Да здравствует наше крестьянское и рабочее объединение! Да здравствуют наши подсобные силы — бескорыстная трудовая интеллигенция! Да здравствует Украинская социальная революция! Ваш Нестор Иванович. 4 июля 1918 года».
Все это дает основания думать, что при любых колебаниях между анархизмом и большевизмом Махно всегда становился на сторону анархизма. Но колебания, а точнее сказать — некоторые отклонения от анархизма в сторону большевизма у него действительно были. Вот что писал один из бывших видных анархистов, близко знавший батьку в годы гражданской войны, а затем перешедший на позиции большевизма И. Тепер (Гордеев): «Нестор Махно, казалось, близко подходил к большевикам и готов был с ними полностью слиться, перейти в ряды компартии. В то время, когда левые эсеры и анархисты с пеной в зубах говорили о Брест-Литовском договоре не иначе как об измене большевиков революции, пролетариату, Махно приветствовал Брест-Литовский договор и считал его одним из самых умных тактических маневров, какие могли только развернуться в общей революционной стратегии…»