Лицо Лит заполнило, заслонило весь мир, ее глаза стали двумя августовскими лунами. Палмер хотел крикнуть, но в груди не осталось дыхания. Дитя, которое он растил почти три года, нельзя было увидеть в этой странной светящейся женщине.
(Ты – Первый из моих Женихов. Первый, кто летит со мной в свадебный полет. Не страшись меня, Вильям Палмер. Это твоя награда за годы заботы. Тебе оказана честь.)
Палмер дрожал, ощущая, как у него встает и твердеет, отвечая на гормоны этой гордой фигуры. Он продолжал внушать себе, что этого ничего нет, что его не опустошает против его воли сияющая женщина, несущая его по небу, что на самом деле он просто свалился в обморок в луже собственной мочи в кухне. Даже в оргазме, трясущем и сминающем тело, как старую газету, он все твердил себе, что это только сон.
Проснулся он в каком-то саду. Он был гол, джинсовые шорты где-то потерялись. Голова гудела чудовищным похмельем, в паху было липко и пахло сексом. Палмер перевернулся на живот и заплакал, раздирая скрюченными руками траву. Потом его вырвало.
Раздался хруст сломанной ветки, и Палмер стал оглядываться, чем бы себя прикрыть. Он застыл при виде юной местной девушки с корзиной фруктов на голове. Девушка таращилась на него. По ее миниатюрной фигуре, по форме глаз и скул он понял, что она из ланкондоанов – чистокровных потомков древних царей майя, что правили здесь до прихода конкистадоров. Девушка смотрела с любопытством, не испуганная и не встревоженная его наготой.
– Вам нехорошо, сеньор?
Палмер захохотал, отчего девушка посмотрела на него еще более странно.
– Что да, то да! Нехорошо – это точно сказано!
Он захохотал еще сильнее, и тут его снова вырвало.
Соня несколько заспалась и чуть не пропустила похороны. Она успела как раз вовремя, чтобы увидеть, как гроб Ширли Торн опускают в место последнего упокоения. Гроб был из черного дерева и в закатном солнце блестел как вороненый щит. Огромный венок лежал на гробе, вцепившись в него, как паук. Когда каждый плакальщик бросил традиционную горсть земли, группа распалась и потекла к фаланге черных лимузинов, «роллсов» и «БМВ».
Соня стояла в сторонке, укрывшись за статуей скорбного ангела. Она искала в толпе лица родственников и друзей, но никого не узнала, кроме Джейкоба Торна.
Он выглядел заметно старше, чем при их последней встрече пять лет назад. Железо воли и сталь решительности, которые сделали его многократным миллионером, поддались ржавчине. Джейкоб Торн, один из самых могущественных промышленников по эту сторону от Говарда Хьюза, стал стариком. Когда последние плакальщики пожали ему руку и пробормотали соболезнования, Торн не двинулся за ними прочь с кладбища. Отец Дениз остался стоять у раскрытой могилы жены, сцепив руки перед собой, глядя в яму, будто провидя в ее глубине будущее. Как оно, впрочем, и было.